Запойное чтиво

shakeman :: Три придурка на отдыхе Часть 1

2011-04-05 21:16:22

Один из последних лучей заходящего солнца все-таки нашел уязвимое место в рваной шторе, чтобы попасть на сетчатку его глаза. Нельзя было сказать, что это ему не нравилось, скорее даже наоборот. В этих лучах было нечто такое, что заставляло его сердце биться чаще. Этот феномен он обнаружил давно, и никак не мог понять его природу. Иногда он сравнивал его c эффектом от кружки кофе, даже ввел специальный термин «кофейный эквивалент», и сделал это специально, чтобы определить, как именно в тот или иной день на него подействовали те самые лучи.

Погода целый день была дождливой, поэтому с работы он возвращался в особом настроении. Говорят, что шизофрения обостряется в полнолуние. Исходя из наблюдений за своим состоянием, он мог сказать такое про дождь. В его съемной квартире на окраине города всегда царил строжайший порядок: посуда вымыта, грязные вещи постираны, кровать заправлена, пыль протерта. Он делал это не потому что был ярым фанатом чистоты и не потому что считал, что грязь усугубляет депрессию и портит нервы, а так же является причиной смертельных заболеваний. Первый год он делал это ради нее, ведь никто из девушек не любит, когда ее молодой человек живет в беспорядке. Тогда ему даже нравилось убирать свою квартиру, чтобы лишний раз ткнуть ее носом в то, что многие называют уважением.

Когда она перестала интересовать его, он начал все это делать для себя, потому что понял, что чистота является залогом к порядку, порядку, который он уже третий год не может навести у себя в голове.

Молодой человек встал с кровати и направился на кухню, чтобы выпить стакан воды. Когда он начинал размышлять на подобные темы, то у него пересыхало во рту, как будто его разгоряченный мозг впитывал влагу из тела в себя, чтобы остыть.
Поставив стакан на стол, Александр посмотрел на свои руки. Как они ему нравились; всегда чистые, гладкие, лишенные морщин. Ему нравилось поддерживать их в таком состоянии, поскольку ими он работал с людьми. Всякий раз, дотрагиваясь да неживого человеческого тела, он ощущал приятную дрожь в области спины. Ничто не волновало его так, как подобные моменты.
Сегодня объектом его исследований была девушка. Ей было пятнадцать или шестнадцать лет. Александр не стал смотреть в ее документы, чтобы разоблачить эту формальность. Его это не интересовало, поскольку ее идеальное тело заставляло забыть об этой мелочи. Труп был несвежий и успел остыть. То, что все называют гусиной кожей, он называл «наждачкой» или «шкуркой», потому что, когда он водил своей ладонью по мертвому телу, у него возникало ощущение, что кожа мертвецов, это вовсе не кожа, а приятно щекочущая наждачная бумага. Он хорошо помнил, как расстегнул молнию черного мешка, как увидел ее побитое лицо, лишенное глаза и нескольких зубов, помнил, как обнаружил в ее голове два отверстия, нанесенные явно тупым предметом. Так же он помнил, как сжались его яйца, то ли от страха, то ли от волнения, хотя вполне возможно, что и от возбуждения.

На ее красивом теле поселилось множество синяков и несколько шрамов. В первый десять минут ему было страшно к ней прикасаться, хотя нет, не страшно, а скорее чувство волнения говорило ему этого не делать. Сначала он осмотрел ее. Ему было интересно, какие еще травмы искалечили ее организм, перед тем, как он забыл, что такое существование.

Помимо многочисленных синяков, порезов, выбитых зубов и проломанного в двух местах черепа он обнаружил кровавые подтеки в области гениталий и многочисленные гематомы на внутренней стороне бедер.

Ему стало не по себе, когда он представил, как один или несколько мужчин, хотя вполне возможно, что и женщин причиняют боль такому нежному и утонченному созданию. Он понимал, что люди глупые и порой совершают ужасные поступки, находя для них самые нелепые оправдания. Он даже сжился с этой идеей, но, по его мнению, насилие над живыми является не лучшей формой проявления агрессии. От таких мыслей у него закружилась голова, что бывало крайне редко, поскольку в этом месте он работал давно и уже успел ко многому привыкнуть. Но вскоре это чувство прошло, и он стал дальше наслаждаться ее бесценным обществом, ведь только покойники даровали ему нечто большее, чем спокойствие. Они напоминали ему о том, что в этом мире он еще кому-то нужен.

Впервые он заметил перемены в себе, спустя несколько месяцев после того, как устроился на эту работу. Тяжелое материальное положение заставило его пойти работать в морг санитаром. Дело было даже не в деньгах. Двадцати двух летний Александр Звягинцев после долгих и упорных попыток заняться делом хоть как-то связанным со специальностью, которой он обучался в институте, потерпел крах и ощутил собственную ненужность. Денег не хватало даже на еду. Это было вызвано в связи с увольнением его отца. Тогда вопрос о деньгах впервые встал перед Сашей.
Первое время ему было тяжело даже смотреть на эти изрезанные скальпелем и хирургической пилой тела, в чьих глазах и выражении лица не просматривалось ничего кроме отчаяния и ужаса перед погребением. Всякий раз, вглядываясь в эти безумные застывшие синие лица, его посещало ощущение, что когда-нибудь и он будет лежать на таком же заляпанном кровью передвижном столе. От одной мысли, что патологоанатом будет вскрывать его тело, оставляя на нем глубочайший разрез, вытаскивать из него органы и исследовать их на предмет установления причины смерти, его охватывал страх, и появлялось желание сбежать из этого тесного подвального здания.
Первый месяц для него прошел в сплошном, непроглядном тумане. Он воспринимал все вокруг как будто через искажающую реальность прострацию. Он помнил тот ком, который подкатывал к горлу, когда вместо обычных прохожих ему мерещились эти синюшные лица. Его бросало в дрожь, когда кто-то из них случайно задевал его плечом или что называется «не так смотрел» на него.

А, тем не менее, в морг трупы все поступали и поступали, по четыре, а иногда и по восемь человек за ночь. Старики, мужчины, женщины, дети, даже младенцы. И каждый из них требовал, чтобы он, пусть даже через перчатки прикоснулся к ним, прижал к себе, приласкал, выслушал все их стоны и ужасы, рожденные мучениями вскрытия. Он пытался их понять, потому что знал, что кроме него этого не сможет сделать никто.
Солнце окончательно скрылось за горизонт, оставив юного мойщика трупов в полном одиночестве. Мысли в его голове все рождались и рождались, шептались и шептались, и каждая из них старалась дать ему правильный совет.

Марина не знала каким образом ее молодой человек зарабатывает на жизнь. Он никогда не раскрывал перед ней своих карт, потому что понимал, что это ее не просто шокирует, а отнимет. Она постоянно говорила, что ему стоит сменить место работы, ведь он всегда возвращался оттуда сильно уставшим, поникшим и очень бледным. Он аргументировал свою позицию деньгами, ведь это профессия позволяла решить сложнейший вопрос с жильем. Она же уверяла его, что деньги для нее не главное, и он этому верил. По прошествии трех месяцев они и для него перестали иметь всякую важность. Важны для него были лишь те моменты, когда его рука дотрагивалась до мертвых тел и смывала с них останки плоти, крови и грязи, те моменты, когда он прижимал зашитые чрева к своей груди и со слезами на глазах понимал, как им плохо, те моменты, когда целовал их в лоб, прежде чем закрыть черный мешок на молнию.
Его личная жизнь вышла из-под контроля окончательно спустя еще месяц. Марина, знавшая его чуть больше года, отказалась терпеть изменения в характере любимого. Из приветливого и ласкового он стал отвратительным и грубым. Он перестал ей многое говорить, дарить подарки; дело было даже не в этом. Он перестал ценить ее, отказывался общаться и спать с ней на одной кровати. Несколько раз она замечала, как ночью он встает и перекладывается на пол или уходит спать на кухню. На главные вопросы: «почему все это происходит?», он не давал никаких ответов. Просто молчал и смотрел на нее глазами полными безразличия. Со временем она начала его бояться, а когда однажды проснувшись утром, она обнаружила у себя под подушкой мертвую крысу со следами вскрытия и записку на соседней подушке, в которой ее, в прошлом любимый молодой человек сказал ей прямым текстом уходить и не возвращаться, то здравый смысл поборол предрассудки, и та решила уйти от этого сумасшедшего раз и навсегда.
Он любил вспоминать, как вскрывал ту самую крысу. Найдя ее в мышеловке, он без особых усилий пропорол ее брюхо кухонным ножом и подложил ее под Маринину подушку. Зачем? Ненависть кипела в нем с каждым днем все больше и больше, все сильнее и сильнее, когда он смотрел в эти сини глаза. Они были ненастоящие, отвратительные. В них он видел то, чего так не хватает трупам – душу. Души всегда теплые и их нельзя согреть, в отличие от мертвых, с которыми своим теплом можно поделиться, даруя им и себе наслаждение, невиданное простым людям, творящим разбой направо и налево для того, что бы утолить свою склонность к насилию. Он же был выше этого. Насилие – зло, совершаемое невеждами и дегенератами, неспособными никак по-другому утолить свою тягу к власти. А он мог, мог и делал это уже три года.

Почистив зубы, и тщательно помыв свои руки, убрав зубочисткой грязь из-под ногтей, Александр лег на кровать с недавно постиранным постельным бельем и уже готовился погрузиться в сон, как вдруг его память снова воссоздала образ той девушки у него перед глазами. Как же она была хороша. Более всего ему понравилось вдыхать аромат ее только что вымытых волос. Он проделывал это с другими женскими трупами, но почему-то только от этого запаха его посетило чувство дикой эйфории.
Как же оттопырился его член, когда он аккуратно, словно перышком, провел языком по этим синим и холодным губам. С какой колоссальной силой в нем пробудилось варварское желание дополнить эту красоту, слившись с ней воедино. После губ он принялся облизывать ей шею, ладони, живот. Как же ему было приятно, когда то, что он называл «шкуркой» согревалось под его языком, даруя ему сводящую с ума отрешенность. Правой рукой он коснулся ее лобка, прияв во внимание факт отсутствия волос на столь интимном месте, что говорило о том, что у малолеточки был кто-то постоянный и, как это называется, любимый. Пора его власти прошла, теперь она принадлежит ему – тому, кто будет продолжать делать ей приятно, даже после смерти. Холод ее гениталий окончательно разгорячил его. Пот горячими струями стекал по его возбужденному телу. Он начал мастурбировать ей, повторяя у себя в голове только одно - как же этой малышке приятно, что в таком виде она представляет для кого-то интерес. Не в силах сдерживать себя он прильнул к ее груди губами и резко вогнал два пальца во влагалище. Как же ей должно быть приятно, как приятно. Первые капли горячей спермы обмочили его трусы. Юноша расстегнул ширинку, и тут ее мертвая рука толи волей случая, толи из-за того, что ее мозг еще был способен посылать электрические импульсы (как это часто бывает у трупов), перевалилась за край стола, дав понять ему, что она больше не может ждать.
- Сейчас малышка. Совсем скоро, - прошептал он ей на ухо.

Одним движением спустив штаны с трусами, он вложил свой колом стоящий пенис в ее ладонь и, сжав ее другой рукой, начал мастурбировать. Он поднимал ее ладонь, сжимающую его член вверх вниз, вверх вниз, все быстрее и быстрее, принося себе ранее не виданное и поистине уникальное удовольствие. С каждой новой секундой такого блаженства его дыхание все более учащалось, глазные яблоки отчаянно метались под веками закрытых глаз, колени судорожно тряслись, и чтобы не упасть, он с огромной неохотой убрал правую руку с ее гениталий и схватился ей за край стола, чтобы устоять на ногах.
Он кончил, и струя спермы, выплеснувшись с головки его члена, забрызгала гладкую поверхность пола и ее ладонь. Второй залп он специально направил ей на лицо, чуть ли не крича от этого сильнейшего оргазма. Его колени предательски подогнулись, судороги миллионами игл пронзили его тело и, пораженный ими, он свалился на кафельный пол, чудом успев убрать ее руку от собственного пениса, предотвратив, таким образом, падение трупа и стола.
Он лежал на полу и жадно глотал воздух, ожидая прекращении судорог и в то же время, желая, чтобы это чувство было вечным.
Спустя какое-то время мужчина поднялся, привел себя в порядок, еще раз помыл труп и пол, после чего переложил тело в черный полиэтиленовый мешок. Далее, обнаружив, что уже почти шесть часов утра, и его рабочая смена подходит к концу, отправился домой.
Александр лежал на животе и все никак не мог уснуть из-за горба в трусах. Он прокручивал эти воспоминания раз за разом в своей голове. Наверняка, он бы делал это всю ночь, если бы из коридора не донесся телефоны звонок.

***

Бессонница снова мучила Николая. Стоило ему только закрыть глаза, как тревожное волнение, словно холодная океанская волна, омывало его сердце. Причина волнений была крайне проста, точнее сказать очевидна.
Всякий раз стоило ему остаться наедине с собой, как его посещало неистовое желание пойти помочиться. Эта процедура, как и любого другого мужчины, не занимала у него много усилий, но когда это желание коробило его постоянно, то нервы были готовы вот вот порваться. Так вот и сейчас, во время просмотра очередного порнофильма его эрегированный член изъявил резкое желание справить малую нужду.
Так было всегда, сколько он себя помнил. Когда он был маленький, он еще мог терпеть такую вполне естественную потребность, как опорожнение мочевого пузыря, но со временем, она переросла в нечто большее.

Он помнил, как будучи еще совсем ребенком по нескольку раз за ночь просыпался от дикой рези внизу живота. Желание помочиться было настолько сильным, что несколько раз, он в прямом смысле этого слова, не добегал до туалета. В шестилетнем возрасте его родители воспринимали такое явление, как своего рода недостаток в развитии, однако по прошествии нескольких лет, этот недуг не перестал донимать молоденького Колю.

Ситуация разрешилась, когда ему было четырнадцать лет. Тогда во время урока химии учитель отказался выпускать его из класса в уборное помещение, мотивировав это тем, что Николай уже в третий раз просит выйти за пределы кабинета. Не в силах терпеть школьник описался прямо на занятии.

В его памяти навсегда застыло это унизительное, полное отвращения к самому себе, ощущение. Теплое пятно распространялось по его трусам, штанам, стулу и полу с неимоверной скоростью, спустя секунду после того, как он услышал отказ от учителя. Коля сильно покраснел и сделал вид, что ничего не произошло, когда сидящая перед ним отличница-Настя повернулась, посмотрев на него глазами полными непонимания, а после чего принялась ехидно смеяться, слыша эти периодически повторяющиеся капающие звуки. Клап клап, клап клап, раздавались звуки удара капель мочи на пол школьного кабинета. На миг все затихли, обратив внимание на то, с каким странным оценивающим взглядом на типичного школьника смотрит типичная ученица, после чего послышался первый смешок. Этот отклик радости вылетел изо рта той самой Насти, которая нравилась Николаю. Чтобы побыть рядом с ней он специально посещал факультативные занятия по химии, поскольку та питала к ней непонятный для него интерес.
Далее, как возмущение в металлической цепи передается от одного звена к другому, этот смешок распространился по всем ученикам класса. Они все смеялись над ним, показывали пальцем, кто-то даже кинул в него вырванный из тетрадки листок бумаги, крикнув, чтоб тот подтерся. Над ним смеялись все. И это ощущение не переставало преследовать его до сих пор. Тогда учитель подошел к нему и за шкирку вывел, чуть ли не плачущего ученика из кабинета и проводил в туалет.
Там они разговаривали об этой проблеме, и учитель принес свои извинения и сказал, что свяжется с его родителями, чтобы те отвели его к врачу.

С того момента минуло семь лет, на протяжении которых это мерзкое ощущение ненависти к себе только крепло и овладевало его внутренним миром. Эта тяжесть и резь внизу живота не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Сколько раз он успел пописать после ее ухода? Наверное, раз десять. А ведь она ушла всего лишь час назад.
Походы к врачу для него были регулярной процедурой, не приносящей никакой пользы. Один говорил, что дело в мочевом пузыре, другой – в простате, третий – в почках, четвертый уверял, что его здоровье в порядке и ему нужно поменьше обращать внимание на это, тогда в ближайшем будущем все стабилизируется и придет в норму. Однако в данном случае время не выступало в роли лекаря. Желание справить малую нужду, бывало и покидало его, когда он был чем-то занят, но стоило ему отвлечься, как ощущение полного мочевого пузыря навещало его вновь.
В семнадцатилетнем возрасте ситуация усложнилась, ввиду начала половой жизни. Из-за этой болезни у Николая возникал панический страх противоположного пола, поскольку, когда дело доходило до секса, то рядом тут же оказывалось желание справить малую нужду.

В том возрасте он стеснялся этого, и ему было стыдно рассказать своей избраннице о такой нестандартной проблеме, поэтому отказ от секса он мотивировал обыкновенным нежеланием. Найти причину не составляло особого труда; их было просто масса. Однако каждая причина несет следствие, поэтому ни одна из них не хотела быть рядом с ним. Тогда-то Коля и задумался о том, что такое отношения и что такое любовь.
И вот сидя в очередной раз перед компьютером, на мониторе которого шла своим чередом сцена типичного порнофильма, на него снизошел резкий приступ одиночества. Это началось сразу, как только захлопнулась дверь. Так уж сложилось, что его очередная девушка была точно такой же, как и все предыдущие, чьи интересы и потребности не уходили за рамки секса.

- Нам с тобой не о чем разговаривать, если ты не можешь меня по-нормальному трахнуть – таковой была фраза, завершающая их диалог.
После нее она оделась и хлопнула дверью, оставив Николая наедине с противным чувством одиночества, усталости и неудовлетворенности.
Недолго думая, тот отправился на кухню, открыл холодильник и залпом осушил наполовину полную бутылку вина. Алкогольное опьянение сразу дало о себе знать и, не желая сопротивляться, он отправился за компьютер.
Блеклый свет от монитора упал на лицо Николая. Там, в электронном мире, он надеялся завести очередное знакомство. Зарегистрировавшись на двух сайтах знакомств, он проследовал на кухню, где достал из холодильника пиво и приступил к распитию. Сегодняшний день снова не удался. Остается надеяться, что завтра будет лучше. Алкоголь всегда помогал ему забыться, и был универсальным средством поднимающим самооценку.
Сегодня он был обижен как никогда. Эта сука промывала ему мозги тридцать шесть минут, прежде чем вынести свой вердикт. Какая же огромная куча упреков вылилась на него за такое короткое время. Оказалось, что розы ей вовсе не нравятся, горький шоколад ей не по вкусу, его банальные комплименты не годятся даже в дешевые русские сериалы про любовь, у него очень мягкий характер, и порой она боялась лишний раз пошутить над ним, дабы не обидеть. И так далее и тому подобное… Огромное множество аргументов, доказывающих, что он не что иное, как очередной недостойный ее придурок.

Все это время он мирно сидел на кровати, укрывшись одеялом и, наблюдая, как та одевается, улыбался. Не стоит думать, что он делал это, как все обычные люди. Улыбка – это состояние души, а не просто деформация губ. Несмотря на то, что он был сильно расстроен, и ему страшно хотелось в туалет, он сидел и слушал все ее упреки, представляя, как после очередного оскорбления хватает ее за горло и начинает медленно и аккуратно душить. Его рука нежно, но, в то же время сильно, сдавливает ее горло, и страстная волна возбуждения омывает ее тело. Она в ответ говорит ему какую-ту чушь из серии «мне не приятно» или «это мне не нравится», несмотря на то, что его вторая рука своим прикосновением ощущает липкую жидкость между ее ног, что говорит лишь о том, что она лжет. Лжет той ложью, которая давала ему повод сжать руку сильнее, понимая, что этим поступком он сделает ей только приятней. Затем он срывает с нее одежду, перемещает свою ладонь из трусов на грудь и резко сдавливает ее. Она плавно изгибается, из ее рта раздается тяжкий и протяжный стон, и, несмотря на то, что она получает удовольствие, находясь в его объятиях, продолжает говорить ему, чтоб он от нее отстал и перестал делать, то, что делает.
- Почему? – произнес Николай – Почему ты лжешь мне, сучка, - тогда сказал бы он ей.
- Потому что я шлюха, сладкий мой, – прошепчет та – всунь мне поскорей.
- Нет, мразь. Ты мне за все ответишь.
В следующий момент, забыв о желании опорожнить мочевой пузырь, Коля сжимает ее глотку сильнее, гораздо сильнее, чем ранее и возбуждение резко перерастает в панику. Ее зрачки увеличиваются в размерах и начинают нервно бегать из одной стороны в другую. Она хочет вздохнуть полно грудью, но не может и из-за этого ее лицо наполняется краской. В ее глазах читается непонимание и растерянность – первый признак того, что ситуация выходит из-под контроля. Рука продолжает сжиматься.

- Прекрати! Что ты делаешь? – хрипит эта сволочь.
- Заткнись тварь! Теперь я моя очередь сказать тебе кто я есть, сука!
Она начинает отбиваться, пытается закричать. Из ее стиснутой глотки вылетают какие-то вопли, стремящиеся толи оскорбить его, толи призвать о помощи. Он-то знает, что ее никто не услышит. Своим корпусом он прижимает ее к стене, и разворачивает голову девушки так, чтобы ее левый глаз оказался в плотную прислоненным к светильнику. Она закрывает глаза, глазные яблоки отчаянно мечутся под веками, и та начинает понимать, что спасения не будет.
Тщетные попытки пропадают зря. Ее усилия ничтожны. Его рука очень плотно вонзилась в ее горло.
Какое же удовольствие тот получил бы, если бы душил эту сволочь, и когда видел бы, как нехватка кислорода делает свое дело, принуждая эту тварь к смерти. И вот, когда мертвое тело пало бы к его ногам, только после этого, он расстегнул бы ширинку и полил своей мочой эту эгоистичную суку. Струя желтой жидкости окатила бы разные части ее тела, начиная от низа живота и заканчивая локонами крашеных волос.
- Как же приятно тебя обоссать, – раз за разом повторяет тот – Сучка, Ты разве не знала, что женский рот – лучший писсуар?
И мгновением позже теплая жидкость мощным потоком устремляется в ее заранее открытую пасть. Какое это наслаждение – обоссать человека. Эти эмоции гораздо сильнее, нежели те, что вызывают оргазм.
Все это очень быстро пролетело у него в голове, и через час после ее ухода, он уже не помнил всего того, что хотел с ней сделать. Он просто сидел и пялился в монитор, в котором неизвестная русская панк группа пела свою песню.

Я раньше девушек не знал,
И не забуду то мгновенье,
Когда тебя поцеловал,
И сразу кончил от волненья.

Я покраснел и зарыдал,
А ты над этим лишь смеялась,
Тогда тебе я в морду дал,
И ты в один момент вся сжалась.

А я, ведь так тебя любил,
Но ты убила это чувство,
И я лицо тебе разбил, ага
Но до сих пор немного грустно…

Замечательная песня. Она одна из немногих, которая гармонировала с его эмоциями.
А тем временем капли мочи систематически ударялись об пол, доставляя Николаю еще большее чувство одиночества и скуки. Наверное, он бы так и заснул перед ноутбуком, если бы не телефонный звонок, заставивший его вздрогнуть.

***

Приятное ощущение языка на половом члене медленно, но верно вытащило Константина из сна. Ему всегда нравилось, когда Маша будила его минетом. Это было одно из лучших ее качеств. Она всегда просыпалось раньше него, и всегда совершала такой нехитрый обряд, превратившийся в традицию.
Когда он открыл глаза, то увидел ее голову, поднимающуюся вверх вниз, вверх вниз. Просто блаженство. Все-таки прав был тот, кто сказал, что минет высшая форма наслаждения.
- Каннибалочка моя, - сказал Костя, когда спустя какое-то время прижал свою малютку к груди.
- Понравилось, зайчик мой? – спросила та, вжимаясь в его подмышку.
- Не то слово, лапочка.
В такие моменты его переставали беспокоить мысль, основанная на фактах. Мысль, из-за которой ему хотелось полежать в кровати подольше, чтобы побыть с ней лишние минуты.
- Мне пора идти, дорогуша.
Константин встал с кровати и посмотрел на свой мобильник. Он не опаздывал. Его «будильник», как всегда разбудил его вовремя.
- Ты скоро придешь? – Сказала Мария, укутываясь в одеяло.
- Как обычно. Но, знаешь, на эти выходные я хочу поехать отдохнуть.
- Хорошо, малыш мой, ты давно не встречался с друзьями.
Константин оделся и, на скорую руку поев заранее приготовленный Машей завтрак, уже собираясь уходить, пристально посмотрел на свою девушку.
- Хорошо. Отдохни с друзьями, а то твоя работа сказывается на моем любимом органе, - Маша улыбнулась и послала Косте воздушный поцелуй.
- Сегодня же четверг? Значит, я им позвоню с работы, и мы обо всем договоримся, - он заговорил голосом Дон Жуана.
После чего сел на кровать рядом с Машей и поцеловал ее.
- Ну, все. Я пошел.
- Костя, - та немного помедлила, - Я хочу от тебя ребенка.
Слова влетели в его голову подобно пуле сорок пятого калибра. Наступил момент, которого он так боялся. То ли ему показалось, то ли это было на самом деле, но какой-то механизм сработал в его голове. Он ждал этого долго, даже готовился к этому, постоянно просчитывая последствия и думая над результатом. И вот момент настал. Настало время для последнего отдыха.