Француский самагонщик :: НЕПРИТЯЗАТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ. Рассказ первый. Что ж ты вьёшься надо мной?

2009-08-13 11:03:12

От автора. Как-то сам собой получился вот такой небольшой цикл - "Непритязательные истории", в количестве семи штук. Все они так или иначе связаны с прошлой, авиационной жизнью автора. Истории эти действительно непритязательные, просто байки. Попытки углядеть в них, в каждой по отдельности или даже в их совокупности, второе дно - лишены основания.

Вертолёт – это, скажу я вам, страшная штука. Рёв, стук, треск, всё ходуном ходит, лопасти воздух молотят с ужасающей силой, воздух вниз отбрасывают – не устоять.
Но пилот этого вертолёта ещё страшнее.
В те времена, о которых пойдёт речь, страшнее всего были, конечно, партийные органы, но иногда сила лётчиков побеждала. Как ни аполитично это звучит.
Работал у нас лётчиком-испытателем некий Палыч. Ну, на самом деле никакой он не некий. Заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза. Шеф-пилот нашей фирмы. Но полностью именовать его неохота, поэтому просто Палыч.
Летал, как бог. Даже лучше, потому что я представления не имею, как бог управлял бы вертолётом.
И обожал Палыч скорость во всех её проявлениях. Как-то раз, помню, выхожу я из проходной нашего лётно-испытательного комплекса, сокращённо ЛИК, чтобы доехать до родного КБ, – и вижу удаляющийся автобус. И – либо пешком топать (а это километров шесть), либо следующего ждать (это час). А тут Палыч.
– В КБ, – спрашивает, – что ли?
– В КБ, – говорю.
– Садись, – предлагает, – подвезу. Вон «Волга» моя. Только сзади садись, у меня спереди занято.
Смотрю – действительно занято. Куча хлама какого-то немыслимого. Тряпьё, железяки…
Залезаю назад – а там сидений нет.
– Э-э… – говорю.
– Ничего, – бросает Палыч, – потерпи, тут же недалеко.
Заводит машину и бросает её, как в последний бой.
И на поворотах не тормозит. Меня швыряет, как… как… сравнения не подберу.
Ну, доехали, правда, быстро. Минут за пять и доехали, автобус, конечно обогнали. Только мне эти пять минут показались не то, чтобы вечностью, но…
Ладно. Вернёмся к победам наших лётчиков. Воздушным и, можно сказать, политическим.
Едет, значит, Палыч на работу. Быстро едет. Почти всё, что можно, из «Волги» своей выжимает. Потому что ему нынче летать, дело это серьёзное, а он почти опаздывает. И соответственно он скорость превышает сильно. А ехать ему в любом случае мимо поста ГАИ. И он едет, и мент около этого поста взмахивает полосатой (волшебной) палочкой, и Палыч послушно останавливается.
А он, Палыч, на этот момент всего только заслуженный лётчик-испытатель. Но ни разу не Герой Советского Союза, представление его к «Золотой звезде» лежит в ЦК, и ещё ничего не ясно. И его, Палыча, объяснения, на лейтенанта милиции Петренко никакого впечатления не производят. Подумаешь, летать надо. Подумаешь, заслуженный лётчик-испытатель. Вот был бы ты Герой – тогда, может, другое было бы дело. А так – обычный нарушитель.
И лейтенант Петренко делает на правах Палыча дырку.
Для тех, кто не понял: в те времена денег за нарушение не брали. В смысле штраф не выписывали. Деньги-то, конечно, брали, но предлагать взятку мусору – об этом Палыч и помыслить не мог. Поэтому тот Петренко пробил ему права. А сколько-то там дырок, то ли три, то ли пять, означали отстранение от вождения автотранспортного средства. Воздушное судно води сколько влезет, а автотранспортное средство – ни-ни.
В общем, на том они и расстались, но Палыч обозлился и сказал себе: «Ну погоди, пидарас». То есть он, конечно, не себе это сказал, а лейтенанту Петренко, но беззвучно.
И приезжает он, обозлённый, на ЛИК, переоблачается, рысью бежит к уже подготовленной машине и выполняет запланированный испытательный полёт. Рядовой, в общем, полёт, ничего особенного. Если бы не последующее.
А последующее таково. Отлетав программу, Палыч закладывает вираж и уходит в сторону того поста ГАИ. Там лететь-то минуту. Над постом он зависает, смотрит вниз и видит лейтенанта Петренко на трудовой вахте. И совершает Палыч манёвр: снижается с допустимой (чтобы не попасть в режим «вихревое кольцо», извините, это профессиональная подробность) скоростью как бы прямо на голову несчастного лейтенанта. Потом взмывает вверх и снова снижается.
С Петренки, естественно, срывает головной убор модели «фуражка». И вообще это страшно неприятно, когда на тебя практически падает вот это, молотящее воздух лопастями. Петренко в ахуе. Или, правильнее сказать, в панике. Петренко пытается уйти, если можно так выразиться, из-под, но разве от вертолёта уйдешь?
А Палыч продолжает его трамбовать. И Петренко в ужасе скатывается в дренажную канаву, идущую вдоль шоссе, залегает в ней ничком, обхватывает голову руками и замирает.
Водители автотранспортных средств, следующие мимо данного поста ГАИ, в полном восторге.
Палыч издевательски зависает над канавой на полминуты, потом исполняет пируэт, машет ручкой и улетает на ЛИК.
Форменное галифе лейтенанта Петренко подлежит химической чистке, как и его трусы. Впрочем, трусы лучше просто выбросить. В нашу советскую химчистку трусы берут крайне неохотно.
Вечером того же дня в райком партии уходит жалоба органов внутренних дел на хулиганские действия лётчика, пилотировавшего вертолёт бортовой номер такой-то.
Ещё через несколько дней в парткоме нашей фирмы рассматривается деликатный вопрос: о недостойном поведении коммуниста Палыча.
В общем, не будь он представлен к Герою – выгнали бы из партии. С дальнейшими крайне неприятными последствиями. А поскольку представлен был – дали выговор без занесения. Вот только присвоение звания отложилось – Героя Палыч получил только через два года. Однако получил.

Надо сказать, что вертолёт, висящий над головой, страшен и без использованной Палычем «трамбовки». От него, от вертолёта, как уже было сказано, сильно дует. Очень сильно. Тем сильнее, чем выше нагрузка на диск несущего винта… Впрочем, это опять же профессиональное. Чуть сильнее, чуть слабее… Не имеет решающего значения.
Наши лётчики, которые страшнее своих машин, этим иногда пользовались. Развлекались.
ЛИК расположен практически в лесу. Там полянки живописные, так и располагающие к любви и/или разврату. Летом, в хорошую погоду, парочки на этих полянках устраивались. Типа поебаться. Всё так укромно…
Но – мне сверху видно всё, ты так и знай (с)
И вот они ебутся, а над ними зависает вертолёт. В самый ответственный момент. Или не в самый, всё равно – пилоту приятно, а ебущимся не очень. Трусы-лифчики всякие улетают – трудно потом найти. Иногда на деревьях повисают.
Обдув, конечно… Воздушное охлаждение разгоряченного организма… Только ну бы его, это охлаждение.
Нет, лично я не настолько падонаг, чтобы одобрять подобные действия лётчиков. У них, конечно, работа рискованная, новую технику испытывают, разрядка требуется. Тем не менее, окажись я на месте принудительно охлаждаемого – разыскал бы шутника и убил. И съел. Каким бы героем он ни был. Но мне на таком месте побывать не довелось. К счастью.
А вот эксападу Жени, тоже великого лётчика, осуждать не могу.
Чтобы не создалось ложного впечатления: по имени я его, конечно, не называл – намного он меня старше. Евгений Иванович, светлая ему память… Но тут, простоты ради, буду говорить – Женя.
Так вот. Летали они тогда в Средней Азии, кажется, в Узбекистане. По какой-то специальной программе работали, подробностей не помню. И вот выполнил Женя – а у него тогда ещё никаких особых регалий не было – очередной полёт. Летит над песками пустыни… не знаю, какой пустыни, но там пески и всяческие барханы. Планета Арракис. В смысле Дюна.
И вдруг замечает Женя какое-то копошение в этих песках. Почему-то ему становится интересно. Да и понятно, почему. Женя, в отличие от Палыча, флегматик, но он же тоже лётчик. Значит, как минимум любознателен.
Чуть меняет курс, подлетает поближе. И видит: стоят у бархана «газики», чуть поодаль горит костёр, на костре котёл – видимо, плов готовят. Пара мужиков у котла суетится. Какие-то дяденьки и тётеньки сидят на огромном ковре, выпивают, свежими овощами закусывают. Плова ждут. Вертолёту руками машут приветливо.
А за соседним барханом парочка расположилась – ебутся. Как в том анекдоте: издали посмотришь – сношаются, а поближе подойдешь – ан нет, ебутся. В коленно-локтевой позе. Очень хорошо всё видно Жене. Потому что сверху. Как на ладони.
Упустить такой случай он, конечно, не может. Аккуратно заходит как бы на посадку, но, конечно, не садится. А зависает. Сначала над ебущимися. Летят в разные стороны предметы туалета, взвиваются тучи песка, парочка расцепляется и в панике бежит куда глаза глядят. Без штанов. Не глаза без штанов, а парочка. Картина та ещё.
Потом Женя успевает повисеть над пирующими. Тоже тучи песка… В плове, в овощах, в стаканах песок, тюбетейки долой, всё, как положено. Народ пустыни, конечно, пытается спешно эвакуироваться на «газиках», но куда там! Разве успеть?
Довольный собой Женя улетает.
На следующий день разражается скандал. Поиздевался лётчик, как оказалось, над местным партийным начальством. Какие-то шишки из республиканского ЦК на пикник выезжали. С холуями и блядьми.
Скандал быстро замяли, ибо – аморалка… Лётчика, конечно, пожурили, но не слишком сильно. И, журя, не очень скрывали улыбки.
А кому-то из шишек, говорят, дали по пизде мешалкой. У них там свой серпентарий… Впрочем, возможно, это только слухи. Но всё равно… вот осуждайте меня – всё равно приятно!
Женя потом тоже стал и заслуженным лётчиком-испытателем СССР, и Героем Советского Союза. И, после ухода Палыча (по нездоровью), шеф-пилотом.

Так великие лётчики одерживали победы не только в воздухе. Пусть победы и маленькие. Но – важные, кто бы что ни говорил.