Запойное чтиво

евгений борзенков :: ПК не должен молчать

2015-05-03 16:58:46

После долгих раздумий и треволнений погрузить себя в мир, где слово «да» нужно произносить «так точно». Никак нет. Виноват. Можно? Можно подержаться за хуй. Надо так: Разрешите! Смирно! Вольно. Разойдись, блять.

...дышать… дышать…

Утром шёл дождь, по лицам струилась серая влага, где-то пахло жареным, сквозь лобовик моей машины над торпедой маячил флажок Новороссии. Я подъехал, захлопнул дверь и поднялся по ступенькам учреждения. От вида камуфляжей начало неприятно сосать под ложечкой. Я занял очередь за двумя такими же страждущими.

- По какому вопросу? – спросил гладко выбритый, пивший вчера.

- Доброволец, - пропищал я, не узнавая своего голоса.

- Одну минуту. Анжела! Тут к тебе боец.



Вышла Анжела и я её сразу. Мазнула меня равнодушным оком, прищурилась и впопад задала вопрос. Да, её можно было бы вполне ещё раз, как когда-то, даже сейчас, даже в таком бэушном виде, но здесь были люди, поэтому я ограничился коротким: «Да, это я». Лет двадцать назад, когда брить лобок было не модно и чересчур эстетично, я не гнушался шлифовать её губы по всякому, как мог. Нам это было не лень, мы осваивали пространство её двушки, где ещё обитали её бабушка и брат, мы вели себя хамски, как все влюблённые эгоисты, и бабушке приходилось до утра изучать узоры на ковре пока мы безжалостно скрипели панцирной сеткой, растягивая её до пола. Мы ещё не знали тогда что война так причудливо сведёт нас снова.

- Ты с ума сошёл? – Спросила она после обмена любезностями.

- Типа того, - не солгал я.

- Ну, тогда пошли.

Анжела оформила меня быстро. Фото, ксерокопии паспорта, подпись, прОтокол, до обидного циничный медосмотр, когда тебя не заставили даже раздеться.

- Может, хоть давление померяете?

- Зачем? – Удивились врачи. И, дыхнув на печать, энергично влепили в обходной лист. Скрипучие, ещё советские полы, плакаты, баррикады из мешков с песком у входа. Лозунги. Серп и Молот. Щит и Меч.

- Ну что ж, ждите звонка, - сказала напоследок Анжела Борисовна.



Звонок настиг меня уже через день. Почему-то ёкнуло внутри, везде и сразу. В понедельник, сказала она, в полдевятого на республиканский сборный пункт. С вещами. ТЧК.



И я попал. Я попал за забор. Как когда-то бедный профессор Плейшнер ощущал удивительный контраст горячего кофе и холодной воды, я ощутил две реальности. До шлагбаума, из-за которого внимательно смотрят мои чумазые собратья, ездят такси, из одного из них прямо сейчас вылезаю я, ходят люди и деньги, люди думают о деньгах, о пенсиях, о том где дешевле, помягче, поглубже, как бы проплыть со всевозможным комфортом сквозь это трудное время. Щебечут птицы, на заправках появился бензин, тишина почти уже стала приятной на вкус и не вызывает таких ожогов коры головного мозга, как в начале. Где-то ещё есть работа, кто-то строит робкие планы на будущее, присматривается к дешёвым машинам, осторожно расправляет плечи, с надеждой втягивает в себя свежий весенний воздух.



А за шлагбаумом война.



За шлагбаумом некоторые перевязывают себе лоб камуфляжной лентой, спят и едят в разгрузках, набитых двадцатью килограммами рожков и гранат, передвигаются, подпрыгивая от адреналина, и даже здороваются друг с другом особенно – с размахом, крепко, двумя руками. И это не выглядит странно, вычурно; это здесь принято, будто между людьми упал барьер и обнажилась суть – через минуту смерть сровняет всё ваше дерьмо в одну кучу и будет не разобрать где чьё, поэтому уважайте и цените друг друга хотя бы эти несколько минут.



Одна из немногих настоящих истин звучит как набат посреди народного гуляния: ПКМ никогда не должен молчать. Никогда, слышите?! Эй, вы там, ахуевшие твари, уяснили?!... Так точно. Калибр 7, 62, нах. Со сменным стволом. Когда перегреется. Руками за ствол не браться, там ручка есть. Он не должен молчать, от этого зависит жизнь, много жизни. Он должен стабильно работать и второй номер с БК в подсумке на спине обязан следить, чтобы в ПК не заканчивалась лента. Это тяжело, тяжело хранить жизнь. Но это надо, надо нам всем. Именно поэтому такая приятная тяжесть ПК в руках, именно так пахнет оружейная смазка, именно так аппетитно поблёскивают медью налитые патроны в ленте, именно веско и чётко звучат все эти щелчки при сборке-разборке. Именно так, как настоящий брат, что не подведёт, он упирается прикладом в плечо.



Сейчас я смотрю в небо. У меня на плече СКС, - ерунда, зато боевые патроны, всё те же 7, 62 - в небе ночь, меня сменят в шесть утра. Уже давно в глаза не видел телик, не слышал новостей, меня просто тошнит от новостей, я их переел там, где ходят в обычных туфлях. По вечерам после отбоя я царапаю когтями по клаве раздолбанного общего компа, а за спиной кто-то щёлкает затвором, шурует шомполом ствол, в комнате пахнет оружейной смазкой, пОтом, берцами, свиной тушёнкой. Пьём чай, кто-то режется на ноуте в контр-страйк или танчики, мы вообще не говорим о политике, искренний интерес вызывает только оружие и обсуждение горок, пикселек, цифровок. Где достать нормальную разгрузку, подсумок, кобуру, ножны. Кто-то в «Шансе» недавно видел магазины для АК – 74М, почти новые, говорят, укроповские, из Дебальцево.



С неделю уже пишу роман в своей голове. Вот так, сплетаю из слов страницы, вставляю узоры, макрамэ, бахрамэ, потом распускаю и смотрю как слова некоторое время ещё сохраняют форму будущего бестселлера, кучей громоздясь на асфальте. Потом тают, растекаются, превращаясь в хрустящие лужи и иней. Я выдыхаю концовку, и пар застывает нимбом над моей глупой башкой.



Очень плохо, что ПК молчит. Уже долго молчит. Это не приводит к добру. Мир не наступит просто так. Над этим надо долго и упорно работать. К миру может принудить только ПК. Мир надо давить к ногтю. Я хочу чтобы ПК говорил, этому не помешает ни порванные мышцы на левой ноге и на правом бицепсе, ни нытьё в боку. Ничего не должно мешать. Пулемёт должен говорить, для того его чистая, не картавая речь, и то что он скажет, дойдёт сразу, точь-в-точь. Только этот аргумент внятен.



Очень быстро понять что такое ПК можно в 7 утра, на построении перед зарядкой, когда на плац выходит старлей в тельнике и голубом берете, обмотанный пулемётной лентой и с ПК на шее. Он еле стоит на ногах и некоторое время молча водит дулом по шеренге, загадочно улыбаясь, как добрый волшебник, приготовивший фокус. Он даёт очередь над головами и командует «Бегом, марш!». Вы бегите один круг, другой, третий. Но второе дыхание не открывается даже на пятом. «Упор лежа принять! На кулаках, блять!» И очередь. И вы стоите на кулаках на брусчатке, и вспоминаете что вам почти полтинник, что в своё время откосили от армии и вот пришлось наконец, что в это время дом где-то всего в пяти километрах и вы там могли бы сейчас пить кофе с булочкой и, чавкая, лениво ругать всяких пидарасов-политиков на чём свет стоит, а вместо этого вас осыпает горячими гильзами и уши закладывает от грохота ПК. «Полтора!» - Кричит старлей. Это значит, что надо отжаться один раз и застыть на полусогнутых руках. «Полтора, я сказал!» - и вы клянётесь себе, что если сейчас из носа пойдёт кровь, то брошу всё нахуй, к ебеням. Но кровь не идёт, а вместо того, чтобы бросить, вы бегите ещё два круга, и потом двадцать пять раз прыгаете «джамбу» - из положения сидя на корточках надо подпрыгнуть и хлопнуть в ладоши над головой.



И только после этого вы идёте на завтрак, стараясь не думать о том, что это была только зарядка, а самое интересное происходит с десяти до часу, а потом ещё после обеда, с трёх до шести. И после шести вечера утренняя гимнастика кажется потягушечками, и проглоченный ужин прямиком летит в унитаз, и матрац расстелен прямо на полу у окна, с которого вы встанете утром и скрипом своих костей разбудите товарищей. Но оно того стоит.



ПК не должен молчать – на сегодняшний день пока это главное, что я уяснил. Всё остальное не имеет значения, настоящая правда видна только через прицел ПК.