евгений борзенков :: Рас-Кая-ние Гумберта виновен / импорт /

2012-11-15 00:29:21

Аня Грувер, прошу любить и жаловать.
шышнадцать лет девчонке


1.
God, save the Queen!

Мое сердце – грот, пустой и гулкий, доставшийся мне в наследство.
Я единственный принц ее! – избалованный, глупый, брошенный.
"Он подкидыш. Дурная кровь! Вот его зеркальное королевство.
Вот его черная рать, вот его конница – деревянные лошади".

…Я отпускал тебя каждую зиму. Я не чувствовал рук от ожогов льда,
не осталось ни неба, ни расколотой на материки земли,
я распахивал настежь окна, я просил: ну же, милая, заходи, беда,
заходи и целуй, беда, и с капризной гримаской с ног вали.

отвяжи мои лодки
пристрели собак
и сожги письма, сожги корабли

"…Мой заплаканный Кай,
вот проклятье твое, вот твои коньки. Не ищи меня, Кай,
полюби волков, берегись людей, не показывай шрам, оставайся один,
не ходи к мосту, в воду черную не гляди, и беги, беги, как наступит май,
мальчик мой, ледяной Пьеро, пылью, дымом дыши, воздух твой - кокаин,

я люблю тебя, маленький мим
стань немым
будь невидим и невредим…"

Я любил ружье, как не любят женщин. Я старел и прятался в книги
и в черный лес, умолял об амнистии.
И всегда возвращался назад -
сосчитал все звезды сквозь дыры в тающей крыше, слушал крики
воронов, заключенных в преданности тебе, как и я, навеки, над

моей головой
над умершим домом
чертивших квадрат


2.

- Mein lieber, она ведь?..
- Она непременно состарится раньше.
Знай: голос хриплый, глаза прищурены, смех грубый,
и в черных кудрях красная лента, привкус фальши
и дешевого вина. Ночью придет к тебе и вопьется в губы.

когда достанет нож
перехвати руку
ребенок мой глупый

И чем больше зим оставалось за спиной моей,
тем острее я ждал –
острия ножа, взгляда зверя израненного, яда улыбки кривой.
Я носил в одном кармане пальто часы, а в другом – кинжал,
я кричал: заходи, беда, я готов, беда, я всецело твой!

я смотрел на луну
и слышал ночами смех
слышал ночами вой

Я менял имена, города, и в одном из них я забыл и гордость свою, и сон.
Я снимал квартиры в домах живых, покосившихся грязных домах.
Запирал все засовы и все замки, но меня все толкало вон,
все гнало меня прочь, по пятам за мной черной тенью метался страх,

затаившийся пауком
в каждой комнате
в темных углах


3.

…я устал и изношен, разбит, развинчен и сломан. Верю ли я! (верю?..)
Я впервые заметил, как следит она из окна, когда перехожу дорогу.
Как приносит мне чай, молча запирая за собой ворчливые двери.
И однажды она спросила меня, глядя в глаза неотрывно и строго:

сегодня воскресенье
Гумберт, а Вы
верите в Бога?

Вот показала язык, а вот в присутствии матери чинно руки сложила.
Эта дочь хозяйки носит мужскую рубашку, которая ей велика.
И сдувает челку со лба, и съезжает вниз по перилам.
Она смотрит на меня исподлобья, я отрываюсь от своего дневника:

имя Гумберт похоже на Гулливер
тогда Вы – великан
- так она мне заявила

Вечером я выходил в сад и курил, прислонившись спиной к стене.
Она вешала на бельевую веревку летние платья, линялые простыни.
становилась на цыпочки, держала губами прищепку. И мне
было ясно: я слеп, я знал ее тысячу лет, в каждой девчонке, просто не...
не видел:
эту тонкую шею,
эти острые локти,
эту гибкую спину
и этот завиток у уха,
который хочется все время неслышно
трогать.

…Гумберт, верите ли Вы в Бога?..

4.

От камней моих по реке – круги. Я – последний принц – умираю здесь.
Я бежал от крючков, а попался в сеть, не уехав в май.
Этим утром в кладовке повесилась Герда Гейз.
Здравствуй, Герда. Здравствуй, маленькая моя, здравствуй, Смерть.

Ты спасла меня.
Навсегда твой Кай.