Айка :: Прощание с Москвой

2012-09-30 21:35:34

О чём это там вещают по радио? "Внимание! Говорит Москва! Передаём важное правительственное сообщение!.." А по телику-то! Переворот, ГКЧП какой-то, кто-то что-то захватил и нетрезво пытается об этом заявить. И что теперь?
Горбачёв совсем рядом, в Форосе, вот он, бледный и заикающийся, в телевизоре! Арестован?!
Тут же перекрывают наш, симферопольский, аэропорт, по ялтинской трассе несутся чёрные волги в окружении мотоциклистов. Что творится, а?

Люди вдруг стали тихими, озабоченными и тут же бросились опустошать и без того пустые продовольственные магазины.
Что-то кончилось. Мы пока не знали, что именно, но было тревожно. Как перед грозой. Мой брат-москвич дожидаться грозы не стал:
- Мы уезжаем в Израиль, - он долго не решался сказать об этом родителям, но документы уже были оформлены и назначена дата вылета.
- Правильно! - неожиданно сказал наш про-советский папа, старый коммунист и противник капитализма и израильской военщины.

Квартиру на Каширке продали быстро, а всё её содержимое завещали приятелям, жившим в соседнем подъезде. Фотографии, письма и кое-что ценное, но запрещённое к вывозу, я должна была ответственно и аккуратно собрать и вывезти. После торжественно-трагического провожания.

За неделю пребывания в Москве мне ещё удалось, размахивая московской пропиской брата, купить детям костюмчики-ботиночки и - верх мечты! - шоколадные батончики "Бабаевские". Вечером накануне отъезда из последних лососевых консервов мы сварганили салат и закусили им прощальную рюмку водки.
Я уезжала назавтра днём. Конечно, было не до сборов, а посему невесёлое это занятие было отложено до утра. Чтоб после возвращения из Шереметьева было чем отвлечься от... Ну, понятно. И чтобы время шло быстрее в ожидании бесплатного звонка из аэропорта исторической.

Автобус приехал в одиннадцать ночи 26-го декабря. Снег явно копили к этому времени - он валил так, будто боялся не успеть засыпать весь город. Успел! И мороз разморозился неспроста, всё было продумано! Братов приятель с женой помёрзли немного и запросились домой. С утра, говорят, придём, поможем, проводим к поезду, а как же! И тут, в последнюю минуту, брат зачем-то сунул приятелю ключи от квартиры. Зачем?! Да вот как-то так. На всякий случай. Вдруг чего.

Потом автобус собирал по городу красноносых от слёз и мороза евреев, а к часу ночи вытряхнул их, нагрузив первязанными бечёвками чемоданами, около аэропортовской двери. Все затолкались, заспешили внутрь здания, вытянулись в нестройную очередь к таможенному контролю. Потенциально не наших граждан отделили от провожающих высокими металлическими загородками, видимо, во избежание вредоносного контакта, и через прутья с обеих сторон потянулись руки: оттуда - чтобы отдать, отсюда - чтобы напоследок дотронуться и принять протянутое. Отчаявшиеся люди торопливо совали в чужие руки золотые перстни, цепочки, серьги, всё то, что весом превышало разрешённые сколько-то грамм. И все галдели, нервничали, и непонятно было, кому тяжелее - тем, кому неизвестно куда, или тем, кому известно...

К трём часам всех улетавших увели в зал ожидания. Я, зарёванная, вышла из здания, не имея ни малейшего шанса уехать в Москву до первого, шестичасового автобуса. И тут ко мне подошёл немолодой (для меня тогдашней), интеллигентного вида мужчина, с профессорскими усами и бородкой, и предложил довезти до Москвы. Вот удача! К тому же, как выяснилось позднее, он действительно оказался профессором. Искусствоведом. Проводившим не первого уже друга.

Мы ехали и беседовали уже минут сорок, как вдруг на светофоре из стоявшего перед нами грузовика вышли двое и направились к нашей машине. Здоровые такие мужики, одетые в чёрные тулупы с поднятыми воротниками. Один из них держал длинную металлическую палку. Мой профессор сказал:
- Не бойся! - и, открыв "бардачок", вытащил оттуда пистолет...
Мужики всё поняли правильно, разглядев дуло в приоткрытом окошке, вернулись к грузовику и умотали.
Объяснений не последовало, профессор просто сказал:
- Опасно стало в Москве...
К дому на Каширской мы подкатили к пяти утра. И я решила, что непременно нужно пригласить моего благодетеля выпить горячего кофе. Отпираю замок, гостеприимно распахиваю дверь и щёлкаю коридорным выключателем. Где свет? Света нет. И пол какой-то странно-шершавый... Профессор чиркнул спичкой и - тадаммм! Ободранные безобойные стены, лишённый старого, серого в крапинку линолеума пол, а больше ничего. Ну, совсем ничего! У меня почему-то закружилась голова, и я прилегла прямо на этот жуткий пол. Это что же, обокрали?! Но дверь-то была заперта! Да и не воруют так, подчистую. Кому, мать вашу, нужны обои со стен и дырявый линолеум? А ведь нужны кому-то! Кто-то ведь пришёл, открыл ключом дверь и всё-всё вынес. Всё - с пола и потолка, всю мебель, холодильник с остатками салата и "Бабаевскими" батончиками, все лампочки, всю посуду, все мои вещи и недоупакованные семейные ценности, телевизор, телефон и даже мою зубную щётку! Впрочем, вру: в туалете оставили лампочку.
Подозревать было некого, поскольку я почти сразу поняла: вещи у братова приятеля. Который живёт в соседнем подъезде в неизвестно-какой-квартире. Не на первом и не на последнем этаже. Это я знала точно. А ещё я знала, что у этого приятеля есть огромная псина, помесь колли и эрдельтерьера, весьма ощутимо и дурно пахнущая. Ну, держись, приятель! Я вышла на охоту. В момент практически неконтролируемой ярости.

Как искать? Да очень просто - по запаху. Я подходила к каждой их четырёх дверей на этаже, совала нос в дверную щель и нюхала, втягивала пропитанный интимным запахом квартиры воздух, пытаясь уловить тот самый, характерный аромат псины... Вот оно! На шестом этаже, вот за этой дверью!

Я тихонько поскреблась в дверь. Раздался лай, и дверь тут же открылась. На пороге стоял приятель. Квартира была нашпигована нашими вещами, а по полу, по полу! - елозил миской с остатками лососевого салата пёс, пожирая наш прощальный ужин с явным удовольствием. И до того стало мне обидно! Но говорить от злости я не могла, только прохрипела:
- Все вещи немедленно вернуть, иначе заявлю в милицию о краже, есть свидетель.
Позади меня стоял профессор. С пистолетом в кармане пальто.

Мне вернули зубную щетку, чемодан и пакеты с детской одеждой. Даже принесли чайник и банку растворимого кофе. А шоколадки "Бабаевские" эти вражины сожрали!

Я тащила свою поклажу к автобусной остановке через огромный грязный двор, где стоял набитый до предела длинный мусорный контейнер, из которого вытекала и почти сразу замерзала вонючая жижа. И эти грязь и вонь, казалось, были естественным продолжением той мерзости, с которой мне посчастливилось соприкоснуться...
Прощай, Москва.