hastu :: Черви
2012-07-16 14:36:00
1.- Твоя идея была, Толик, твоя?! – Сеня яростно накручивал баранку, и очки его в полутьме салона тоже яростно блестели. Они переругивались уже давно, третий их спутник, Александр, молчаливый здоровяк, курил на переднем сидении, лениво выпуская дым в боковое окно машины.
- Моя, моя! Чем ты недоволен, а? – бубнил Толик с заднего сидения.
- Но мы же не знаем ни деревню эту, ни это долбанное кладбище!
- Всегда от «фонаря» ездили, и всё получалось как надо...
- Сейчас и узнаем – добродушно-примирительно пророкотал Александр, выщёлкивая окурок в окно – тот, пыля искрами, исчез далеко позади машины, в надвигающихся сумерках.
- Нет, за семь вёрст киселя хлебать ехать… - Сеня примолк – они уже въезжали в деревню на медленной скорости, и заходящее солнце ласково играло бликами в стеклах их автомобиля.
Брошенная деревенька встретила их двумя рядами бесхозных домов – потемневших, покосившихся. У Сени даже что-то похожее на жалость шевельнулось, как у многих при виде щенка или котёнка бездомного.
Действительно, судя по всему тут уже никто давно не жил. Машина остановилась прямо посередине улицы. Трое выбрались из неё – все в камуфляжных костюмах и армейских ботинках, причём костюмы сидели на всех троих достаточно мешковато.
- Ну что, други – Сеня, разминая ноги, глянул на часы – произведём инспекцию вверенной нам территории?
- Давай, пока время есть – поддержал Александр, закуривая очередную сигарету. – Толь, как, говоришь, деревня называется… вернее называлась?
- «Ново-Ебуново» она называлась! – загоготал Сеня. Извлёк из багажника монтировку, устремился к одному из домов, чьи двери были заколочены досками крест-накрест и споро сорвал дощатую крестовину.
Они прошли сени – пахнуло сыростью. Вошли в переднюю комнату, «горницу» как прежде в деревнях звали - Толик закашлялся от едкой пыли, что ударила в ноздри. Сеня подсветил фонариком, встроенным в дешёвый мобильник. Луч прошёлся по комнате: абсолютно голые стены, отошедшие обои, маленькая табуретка, валяющаяся в углу.
- Да ни хрена тут интересного! Пыль одна.
Он прошагал в другую комнату, гулко грохоча своими «берцами» по полу пустого дома – и тут ничего, только древний шифоньер у стены. Аккуратно приоткрыл дверцу – там висело лишь драповое пальто. Сеня вытянул его из шкафа. Из рукава выскочил какой-то крупный жук, упал на пол – и тут же хрупнул в темноте под носком «берца».
- Ха, глянь какой фасончик, года «сорок лохматого», не иначе! Толян, лови – на кладбище ночью холодно небось будет! – Сеня, хохоча, сделал вид будто собирается метнуть пальто в друга – тот было увернулся.
- Хорош баловаться, дети прямо! – Александр прогудел. – И вообще есть хочется.
Сеня, посерьёзнев, глянул на часы:
- Рановато ещё. Погоди, скоро поедим!
Они вышли – на улице Сеня оббил пыль с их первого трофея об угол дома и, свернув, взял под мышку.
2.
Они перешли в другой дом – настоящую избушку, перекошенную всю.
Саня распахнул дверь – потревоженные мухи загудели в полумраке, заколотились в оконные стёкла со звоном. Он посветил внутри своим фонариком-телефоном, присвистнул, увидев иконы в «красном» углу. В луч попал сундук, на котором кто-то лежал, прикрытый байковым одеялом.
- Толян, притаракань сумку из машины – «доски» уложим. Да, и лопаты заодно из багажника выгрузи – скоро уже. А мы тут…
Александр сдёрнул одеяло с лежащего на сундуке – морщинистое лицо, разбухшее тело, запах разложения…
Старуха видимо умерла или от голода, или же сердечко старое не выдержало – мало ли… Он шумно сглотнул.
- Во блин – и ходить далеко не надо, лепота-а ! – Сеня протянул пальто Александру, тот набросил его на старуху, тщательно запеленал свою поклажу и подхватил на плечо.
Сеня бросился к выходу – придержать двери. Высокий Александр в полутьме не видя притолоки, задел о неё головой и выругался.
Толик принёс сумку, Сеня, передав ему фонарик, поднялся на цыпочки и принялся аккуратно снимать иконы с треугольной полочки «красного угла».
Наконец они вышли из старухиного домика. Александр, пыхтя, ждал их у машины, драповый свёрток не спуская с плеча.
- Ну вы там чего так долго? Вспотел аж!
- Ладно тебе – своя ноша не тянет, как говорится! – Сеня аккуратно поставил сумку с иконами на заднее сиденье, – лопаты нам не понадобятся уже, начальную еду добыли. Давай понесу до кладбища, – Он принял у Александра с плеча на плечо укутанный в пальто труп.
- Толян, вперёд иди!
Тот, подсвечивая путь фонариком, двинулся вперёд, друзья – следом.
3.
Путь на кладбище лежал через рощицу. Небо безлунное – в аккурат к новолунию подгадали, только звёзды поблёскивают холодные… как… и ковш Большой Медведицы низко навис, так и кажется – зачерпнёт сейчас из бездны небесной тьму вперемешку с мелкими звёздочками и опрокинет на землю струящимся потоком.
В темноте заухал было филин – ответом ему был дружный свист весёлой троицы, и испуганный филин, где-то неподалёку примостившийся, слышно было – захлопал крыльями, улетая прочь.
Толик пнул ногой чудом сохранившуюся, держащуюся на соплях, что называется, калитку кладбища, сколоченную из штакетин, и первым прошёл по хрустнувшим дощечкам. Уже пыхтящий от усталости Сеня и Александр пошли за ним.
Они разыскали почти чистое место на середине кладбища – чья-то видимо очень древняя, ушедшая в землю могилка с полусгнившим крестом. Александр аккуратно спустил с плеча свёрток с трупом старухи прямо на могилу, развернул драповое пальто – откуда-то вылетела пара мух и, жужжа, унеслась во тьму.
На левой щеке старухи было, видимо, трупное пятно – сейчас это место провалилось и отверстие кишело личинками мух – мелкие червячки вползали и выползали из него, подползали к приоткрытому рту и проваливались туда. Александр извлёк из кармана армейский нож и принялся срезать остатки одежды на трупе.
Сеня с лёгкостью выдернул из земли крест и вновь воткнул, но уже вершиной вниз. С основания креста сыпанули комочки земли.
- Ну что, готовы все? Эх, очки надо было в машине оставить, хоть возвращайся!
Александр хмыкнул:
- «Доски» продадим – новые купишь!
- Думаешь, ценные? Хм, старые вообще-то…
Сеня перекрестился как-то странно: живот, лоб, левое плечо, затем правое. И забормотал:
Ветхое порожденье Ночи-матушки,
Древнее порожденье Мары-матушки
Любимое порожденье Смерти-матушки –
Червь!.
(Александр и Толик хором вторили: «Червь!»)
Червь неумирающий,
Червь ненасытный
Червь, кости очищающий
Приди и вселися в ны
И избави ны
От всякия покровы человеческия!
(Александр и Толик повторяли слова нестройно)
Время же червю шесть часов
И поработаем мы с червём на благо его
Да будет присутствие ЕГО в нас!
Сеня приумолк, полузакрыв глаза, только очки поблёскивали при свете фонарика. Потом бросил Александру:
- Ладно, начинай, что ли?
Александр вырезал из старухиной вялой плоти три ломтя подгнивающего мяса, дал Сене и Толику по одному, и жадно зачавкал своим. Сеня аккуратно откусил, покатал во рту, явно наслаждаясь вкусом. Толик ел не торопясь, мелкими кусочками.
Первым начал совершать превращение Сеня – глаза засветились красным, тело принялось словно расти, удлиняться, он замотал головой, отбрасывая ненужные теперь очки, поднялся. Кожа на лице заходила ходуном, и сквозь лопающийся рот из тела того, что когда-то было человеком, начала протискиваться голова огромного червя. Через несколько минут мерзкая кольчатая тварь – добрых двух метров длиной и толщиной с пивной бочонок поползла по кладбищу. Следом преобразились в подобные существа и его спутники.
Тела огромных червей внедрились в кладбищенскую землю, скрываясь в ней и вновь появляясь на поверхности, вминая в землю надгробные кресты, отыскивая и пожирая куски полусгнившей мёртвой плоти… Уже через час кладбище было всё изрыто воронками, как после бомбёжки.
4.
Лучи солнца осветили изуродованную землю на месте старого кладбища и раздутые тела трёх огромных червей. Насытившиеся за ночь, три серовато-розовых туши лежали неподвижно, и с виду никто не заподозрил бы в ЭТОМ живые существа.
По телу одной из тварей пробежала дрожь… сильнее… ещё…
Оно лопнуло повдоль, из отвратительного слизистого мешка, сам весь в потёках светло-зелёной слизи, начал выбираться человек – Толик. Он замычал было, прикрывая рукой глаза от солнца, немного посидел, ожидая пока и глаза и тело после двух трансмутаций подряд вновь привыкнут к окружающей среде. Видимо привыкли – он поднялся и ещё нетвёрдой походкой, увязая в кладбищенской земле и проваливаясь в рытвины, что оставили за ночь он и его спутники, кинулся к тополям, росшим на краю кладбища. Углядев на одном из них засохший сук, подпрыгнул и повис на нём, ломая.
Шлёпнувшись на землю, вновь, сжимая сук в руке, лихорадочно бросился назад – и с разбегу вонзил своё оружие в одного из огромных червей. Тот лопнул с хлопком – тот, кто был им до превращения в червя, ещё не успел вернуться в своё первоначальное, человеческое состояние. Толик с остервенением начал расшвыривать суком то что было внутри: слизистые комки, в которых уже угадывались человеческие внутренности, полетели в разные стороны.
Сзади него раздался ещё один хлопок – третий участник компании вернулся в первоначальное, человеческое состояние.
Александр, также как получасом раньше Толик, застонал, прикрывая глаза от солнечного света – поэтому удар тополиного сука пришёлся ему в костяшки пальцев сперва. Он повалился навзничь – следующий удар попал уже прямо в глаз, и кусок дерева, на который навалился Толик, дошёл до самого мозга. Тело здоровяка забилось в конвульсиях.
Всё… всех.
Толик трусцой рванул в деревню – когда пробегал сквозь проход, ржавый гвоздь из разломанной кладбищенской калитки вонзился в босую ступню, и Толик, подвывая, покатился по земле. Поднялся, кряхтя и чертыхаясь, и похромал дальше, обнажённое тело невыносимо жгла подсохшая смесь слизи и земли.
Бочка из-под бензина возле одного из домов до краёв была полна водой. Он взбаламутил ряску и принялся ожесточенно плескаться, смывая с себя корку грязи.
Немного обсохнув, Толик открыл багажник машины, извлёк запасной комплект камуфляжа и тапочки-«вьетнамки».
Моё… всё… и «доски»…всё мне… и секрет Червя – тоже…в мозгу билось, пока он выезжал из брошенной деревни.