Запойное чтиво

зиндан :: Признание (на конкурс)

2012-04-11 18:31:27

Согласен, поначалу у меня с памятью было не очень хорошо. Помню – темно, тесно, зато тепло. Потом – совсем тесно и страшно, и вдруг – холодно! Я даже закричал. Открыл глаза – а там ещё и светло!! Помню ножницы, и стало больно впервые в жизни. Я пробовал отбиваться, но руки были ещё маленькие, пуповину перерезали, и я остался один.
Лежал в кроватке, думал. Понял, что мог бы, как кошка, ссать в специальное корыто, и пытался сказать маме… но говорить ещё не научился, я же был не очень умный тогда. А хотелось сэкономить хотя бы на памперсах, семья была небогатая. Однако через месяц идею базара понял и говорю:
- Гхм… Мама. Я же ходить ещё не умею. Ты меня относи к унитазу, я там и поссу и посру. А то нахуя ты паришься с этими ебучими памперсами?
Бля, кто меня за язык тянул? Скандал канеш получился. Мама кричала на папу:
- Это ты его научил, падла! С твоим ебучим футболом!
- Гхм… Дорогая… - отвечал папа. – Я же не отпираюсь. Давай я сам его буду носить на унитаз, не вопрос. Если канеш не пенальти… Сынок, пиво будешь?
Пива хотелось. Но из уважения к маме я морщился и стыдливо пукал.
- Вот видиш! – гаварила мама. – Он меня больше любит… дитёнышко моё…
- Гхм… - атвечал папа и отворачивался. – Давай, Керж, давай, бля! Ибаш сцуко! Ыххх, йобана…
И ищо я стеснялся пить молоко прямо из мамы. Хоть и мама, а всё-таки – женщина. Голые сиськи, ну как-то неловко. Прямо инцест какой-то. Но есть-то хотелось, так что зажмуривался и…
Папка иногда осторожно приносил котлеты, размельчал и не менее осторожно кормил. От его рук фантастически пахло табаком, водкой и дальними странами. Забавные они были оба, родичи. Но прикольные и добрые.
Потом меня отнесли в детский сад. Я уже и сам умел ходить, но это тщательно скрывали. И тут началось. Я же не знал, как себя вести. И вот на новогодний утренник все исполняли номера, ну и я тоже. Чёрт меня дёрнул вытащить из-под кроватной ножки учебник по санскриту. Кароче спел им про ёлочку на санскрите, играя на местном пианино, одновременно набивая правой ногой мяч (137 раз!) и крутя на носу игрушку типа «юла». Одна бабушка из зрителей скорбно качала головой и приговаривала:
- Такой красивый ребёночек… и совсем не умеет говорить…
Заслуженно перевели в детсад для слабоумных.
Да вопщем много чего было. Потом школа. Говорят – рисуйте палочки. Я рисую. Вид сверху. Не нравится. Рисую в сферической системе координат, или раскладываю по углам Эйлера – смеются:
- Не, он абсолютно необучаем.
Доказываю теорему Пифагора в пятом измерении (для простоты), даже без формул Лешателье-Брауна – картина «опять двойка». Да что ж такое! Учился 15 лет, кое-как переходил из класса в класс. На выпускном – опять номера со сцены. Хотел порадовать, стал читать «Евгения Онегина» задом наперёд… Никто не радовался. Директор вздохнул, порвал готовый аттестат и выдал справку: «Учился. Далбаёб. Школа бессильна».
Вы только не смейтесь – с такой справкой меня в армию не взяли. На работу тоже устроиться не получалось, хотя родичи напрягались как могли. И что делать? Сидеть на их шее не хотел, пришлось искать выход. А я тогда как раз увлёкся шахматами – кубическими канеш. С партнёрами было сложно, пришлось в парке на скамейке играть в шестидесяти (бгагага!) четырёх (я нимагуууу! ыыы…) клеточные. Но – честно. На три рубля за партию, и я давал фору – четыре пешки, слон, конь, ферзь и две ладьи. И ставил второго короля, чтоб его тоже можно было матовать. Рублей по двадцать добывал, покупал себе мороженое, остальное отдавал матери. Мало, а чо делать. Мать глядела на отца примерно так:
- «Смотри, гат, и учись! Видишь, что сын делает?! Где твой аванс?»
Отец жал плечами и отвечал (тож молча, чтоб меня не травмировать):
- «Ну а чо… если б я так умел… в шахматы…»
- «Ты тока и умеешь – в фудбол да в вотку…»
Но они это так, а в целом очень любили друг друга. Ни разу не развелись.
Потом как-то в парке один дяденька – весь такой аккуратный, в пиджаке, с белой бородкой и белой шевелюрой, он стоял и наблюдал за игрой, даже пробовал подсказывать моему сопернику, пока не показали кулак – и говорит мне:
- Молодой чилавек, а вы где работаеш? Вот например я - в секретном институте. А вы где?
- Чесно? Ну, в этой… как иё…
- Ээээ?
- В Караганде.
- Панятно. Там серьёзная площадка. А к нам не хотите перевестись? Типа бомбу разрабатывать? Тока это секрет.
Назвал зарплату, я ахуел и согласился. Бля, недолго трудился. Пачетал ихние схемы, прикинул тензор к градиенту… Разнесло нахуй пол-института, даже два вахтёра оглохли. Директор открыл обугленную дверь и лично мне сказал:
- Не, вы нам не подходите. Пездуй в етту… Караганду. Там площадка… крепче. И вахтёры с рождения глухие.
Ну и вот, теперь разгружаю ящики в магазин. Случайно повезло устроиться. Со мной в бригаде Семён и Вася. Помню – подходит первая машина, приличная такая.
- Часа на четыре! – запрыгал Вася.
- Шесть, - медленно сказал Семён, пыхнул беломором, сморкнулся и почесал сапог.
Выскочила Раиска, завмаг, платье до родинки на бедре, закричала как положено:
- Слы, самураи-камикадзе! Если за шесть часов не разгрузите – я вас сама лично и в то и в это и переверну и добавлю! Алкашы! – и убежала, только голые ноги сверкнули.
- Хмммм… - медленно сказал Семён (он всегда говорил медленно, только бухал и дрался – быстро). – Я бы сам ей отдался, если не обманет… Ну чо, пошли штоле?
А я-то уже всё прикинул. Тут машина, тут забор, тут дверь, тут склад… Тут – мы.
Кароче, разгрузили за два часа.
Васька ломанулся было порадовать начальницу, но Семён схватил его за телагу:
- А ну, стоять! Видиш, чилавек мозг имеет. Может, ищо пользы накумекает. А?
- Ну, есть одна идея. Я полагаю – если чутка помочь вон там, через дорогу, это часа полтора, тогда потом…
Потом мы взяли водки и колбасы, отдохнули, побеседовали. Раиска выбежала, привычно разинула хайло:
- Ааааа, бухаете бля! А кто за вас машину будет…
Осеклась, покраснела, кажется, даже заплакала.
Хорошая она баба, только немножко несчастная.
Так я и работал. А чо не работать. Деньги идут, водка есть, опять же – уважение товарищей. И тут! Приходит фура! С яйцами! На Пасху! Такое просто – никак не разгрузить. А надо. Раиска уже молчит – понимает, что пиздец. Это всю ночь парицца, тоись нанимать хоть бомжей, хоть космонавтов. Васька упал на ящики – рыдать. Семён сгибает в руках рельсу, смотрит на меня сомнительно.
Бля, это вам не теорему Ферма решать в гейзенберговом подпространстве…
Сел, минут двадцать думал.
- Пиздец! – гаварю. (Семён сразу сломал метиз). – Давайте попробуем так: ставим машыну на попа…
Ох, как ловко получилось! Без боя, без брака, чотко и раньше срока.
Раиска сама вынесла нам тыщу рублей на красном полотенце.
- Заслужили… - гаварит, а у самой голос рвётся. – Орлы вы мои… Соколики…
Потом Васька сразу типа:
- Ну чо, метнусь? Тут же… на скока литров-то, бля… и пожрать… Ух ты!
- Што скажеш? – это Семён ко мне, с респектом.
- Можно и так, - гаварю. - А можно и приятнее.
- На што намекаеш?
- Ну… Она же, Раиса, это… неделю назад…
- Ты нащщёт… с ёбарем разбежалась?!
- Ну вопщем да.
Семён отобрал железным кулаком у Васьки деньги и сам пошёл через дорогу в цветочный киоск. На тыщу-то можно выбрать вполне приличный букет.
Короче, через часок мы закрыли магазин и паибались с Раиской до изнеможения. Огонь-баба, там бы и на четвёртого хватило. Но и то – выставила нам копчёного поросёнка, банку корнишонов и четыре литра белой элитной из-под прилавка – запас для ревизоров.
Васька поддёрнул штаны, посмотрел на это богатство, потом на меня, и сказал:
- Ну, брат… ты реально – гений!
Семён впервые в жизни улыбнулся и добавил:
- Ххха! Слабо сказано… Эйн…штейн…
Я и сам об этом раньше догадывался. Но не верил, что кто-нибудь когда-нибудь оценит.
Щас работаю там же. А хуле искать добра от добра. Деньги идут, водка течёт, может, на Раиске скоро женюсь, она хорошая и умная, хотя немножко несчастная. И в какой Караганде мне ещё добыть такое уважение товарищей?