А потом - года с сорок седьмого - начался процесс «совершенствования подвижного состава»…
(Между прочим, тогда же в городе появились новые, «цельнометаллические» трамваи ЛМ47, закрытые со всех сторон. Но, о них и последующих эЛэМах мне писать не хочется. Мне кажется, именно они больше всего повлияли на то, что «ленинградский трамвай» (в моём понимании), как явление, перестал существовать).

Первыми начали прятаться под крышу вагонов моторного и последнего номера и огни маршрутов, затем дело дошло до открытых площадок. Население Ленинграда быстро увеличивалось, трамваи ходили обвешанные людьми с двух сторон, словно виноградными гроздьями. Даже взрослые ездили на колбасе, иногда на пружинно-раздвижных ограждениях и, рискуя сорваться прямо по колёса, между вагонами. Во всех трампарках постепенно стали зашивать площадки, закрывать их с левой стороны. Понятно - если не будут висеть на моих трамваях, значит, не будет физического контакта с висящими на поручнях, на площадках трамвая встречного!...


Это была старая, наболевшая проблема.Тетя Наташа как-то рассказала, почему задолго перед войной снесли исторические Московские Ворота. Близко сходившиеся трамвайные пути проходили ровно посередине этих ворот, и однажды висевшие на встречных трамваях гроздья людей в узком пролёте смели друг друга. Тогда-то, мол, и было принято решение о сносе этих Ворот. (Сейчас, слава Богу, они восстановлены, и теперь трамвайные пути обходят их по сторонам).


…Затем были убраны выступавшие за обводы корпуса поручни на входах, потом вообще закрыли площадки с «рабочей» стороны, приделали двери. Казалось, остановиться бы пора!
Ан, нет!

В старых вагонах стали снимать дубовые скамейки, устанавливать мягкие сидения, вскорости благополучно изрезанные ножами. Кем-то. На слегка отвисшие консольные площадки и давно незакрывающиеся двери-гармошки американок никто из переделывателей не обратил внимания, но вагонам были заменены внутренности, вдоль окон с той и другой стороны выставлены по ряду неряшливых кресел.

Затем ликвидировали кондукторов (видимо, в целях коммунистического воспитания пассажиров и экономии на зарплате), а взамен них в каждом вагоне установили кассы, прозрачные ящики, в которые каждый пассажир должен был сам бросать деньги и сам же отрывать себе билетик. Трампарки (насколько я понимаю) немедленно стали нести убытки. Но, тут же были введены в обиход талонные книжечки: купи, оторви талончик, прокомпостируй и – ты честный пассажир! Сразу же резко возросло количество контролёров, всё чаще среди них стали попадаться самозванцы. Возникали скандалы, увеличилась занятость милиции… Одновременно всё чаще в газетах, по радио звучала похвальба на тему «Ленинград – самый трамвайный город в мире».
Затем все трамвайные вагоны перекрасили в разные цвета – синие, жёлтые, зелёные - ровным слоем, без вычурных жёлтых линий. Потом замазали прежние «выпуклые» личные номера, вывели белой краской заново мелкие цифирки…


Тем временем «подвижной состав» приходил (и пришёл) в упадок. В Петербурге-Ленинграде всегда использовались трамвайные вагоны только своего производства. А тут Завод трамвайных вагонов (или как он там называется?) вдруг перестал справляться с «растущими нуждами», и впервые появились варяги среди трамвайного населения: «шкода» и усть-катавские вагоны. А старые трамвайные вагоны в это же время стали исчезать…
Всё! Больше ни слова ни про новоделы, ни про «гостей», благополучно и быстро покинувших берега «города на Неве»: в моём понимании эти все трамвайные вагоны суть не «ленинградские»!
Новые, современные трамваи, на которых ездиет народ сегодня, они – «петербургские»!


А что же «ленинградский трамвай»? С ним-то как? А его разбазарили! Вагоны стали пачками отправлять в ссылку. У меня во время командировок не единожды были встречи с ними в самых разных городах – в Ярославле, в Калинине, где-то ещё … Трудяги, угрюмые и зашарканные, они ничем не напоминали бывших франтов, когда-то весело разъезжавших по улицам «северной столицы»… Да и в ней самой сегодня их днём с огнём не сыщешь!

Господи, наш, Боже! Как же оно так сложилось, что начисто исчез «ленинградский» наш трамвай? В Праге, и в Риме, Вечном городе, - и в Мюнхене (где бывал я неоднократно) – повсюду уважают старый трамвай, берегут. Скажи, Господи, - Ты там другой какой-то? Протестантский что ли, католический - словом, не наш, православный? Любят ведь у них, там «за морем», трамвай, ценят и сегодня! Его пути трамвайные не мешают передвигаться другим видам транспорта, и никакой безбашенный «феррари» с нулевым клиренсом даже не заметит пары рельсин, буде встретятся они на его бархатном пути! И ещё поведай, Господи, как Твой Божий дождик ведёт себя там? Не хочешь ли спросить, бывает ли он в Риме, или в Праге?... Знаю – хочешь! Но, ниспосланная Тобой с небес влага, почему-то вежливо и не застаиваясь, сразу покидает тамошние трамвайные путя. Не то, что у нас в Питере. В Мюнхене, между прочим, тоже покидает…

И видел ли Ты с горних высот своих Музей трамваев в Праге? Наверное, обратил внимание, как любят там трамвай, заботятся о нём, как выводят иногда на прогулку? И как люди вокруг всегда рады этому, деньги платят, чтобы прокатиться на старом трамвае! Видимо, хорошо становится им, когда представляют себя, будто бы, въезжающими из века девятнадцатого прямо в двадцать первое тысячелетие, минуя век двадцатый!
Так за что же нас-то Ты так?... Зачем сквозь пальцы смотришь, как ржавеет история наша, как растаскивают старые вагоны по частям, крушат их, режут на части, выбрасывают на помойку? И не пробовал ли Ты, Господи, заглянуть в сохранившиеся ещё наши трампарки – а вдруг рискнут тамошние работнички посмотреть в глаза тебе? А вдруг Ты сам осмелишься погрозить пальцем (даже подумать страшно!) петербургским «парламентариям»,или выше (чур меня, чур!) - людЯм под Властной Смольной Крышей? Может быть, вспомнят они: как относишься ты к прошлому, так тебе и будущее воздаст!


Мне кажется, какое-то у меня особое, личное отношение к «ленинградскому» трамваю; оно, по-видимому, распространилось на него целиком с отдельных его представителей:

- я не забуду ту набирающую скорость «двадцатку» и мой первый в жизни прыжок «на ходу», чуть не ставший последним. Тогда рукоятка задней площадки моторного вагона вдруг вырвалась из моих неумелых рук, и колёса прогрохотали рядом, едва не коснувшись ног… После этого во время редких встреч отец (он после войны жил отдельно от нас с мамой) учил меня, как прыгать на ходу – только на самую последнюю площадку! Или с неё.

- и другого мне не забыть… В поисках соскочившей галошины я ползал между тех длинных апрельских луж, заливавших рельсы на краю Марсова поля, а тот трамвай, мотаясь из стороны в сторону, нёсся на меня; его вожатая, повернувшись назад (я видел, видел это краем глаза!) улыбаясь, болтала с кем-то позади, не видя, не зная, не предполагая, что вот сейчас…

- и третий… В полупустой прицепной вагон вдруг вошёл мой отец; с ним год назад я поссорился, даже оскорбил его в глупой мальчишеской обиде. С закрытым наглухо лицом он какое-то время молча сидел на скамейке напротив и, всё-таки, пересилив себя, подсел ко мне…

- и ещё один ленинградский трамвай: прицепной вагон и пара девиц, болтающих на площадке. Одна из них – я знал - садилась на остановку раньше меня, но как я ни менял время выхода из дома, чтобы не встретиться с ней, почти всегда она была на площадке! А однажды её не оказалось…

- и тот старый переделанный «брэш», битком набитый людьми, едущими, как и я, с недавно открывшегося стадиона имени Кирова, когда до меня донёсся запах ЕЁ духов… Нас с нею стиснуло, притиснуло толпой друг к другу и к тормозной стойке, и не было возможности хоть немного отодвинуться – одно, одно лишь желание возникло вдруг, росло... Время?… Я не знаю, куда оно улетало, улетело; сами собой закрылись глаза, накатившая волна накрыла всё, и я, услышав тот чуть слышный стон, вдруг не смог сдержаться… Почему, зачем я заметил вдруг этот остановившийся напротив Дом офицеров на углу Кирочной и мелькнувший вдали свой дом?!...

- а однажды в конце семидесятых, когда все "ленинградские" вагоны были уже пере-переделаны или отправлены в ссылку, я опаздывал на работу. Подошла новенькая свежевыкрашенная «американка» с давно забытой звездой вокруг прожектора под окном вожатого, с красиво нарисованным личным номером, с шипящими дверями-гармошками, никелированными скобами на стенах… Возле центральной двери за низкой загородкой кондукторша в форме оторвала мне билетик; я посмотрел назад – там кого-то тоже «обилечивали».
- Откуда вы выползли, дорогие, из какого времени? - спросил я.
Глаза кондукторши повлажнели:
- Вы – первый увидели… Спасибо Вам! Едем от парка через весь город – хоть бы кто-нибудь заметил! Ведь деньги-то собирали среди своих, ремонтировали целый год… Хотели праздник сделать, праздник трамвая… Нет, никому, оказывается не нужно…
Ну, не было времени у меня, на работу опаздывал я! Потом целый день хотелось снова попасть в этот трамвай, кататься по всему городу из конца в конец…
Да я и сейчас бы не против!


…Я и не заметил, как проехал четыре своих перегона; как и было положено в "ленинградских" трамваях, на нужной останове вышел через переднюю дверь. Перед тем, как перейти пути и проспект, пропустил свой гладкий, современный, «петербургский» трамвай, уходящий направо. Посмотрел ему вслед…
Его стоп-сигналы не светили, за разбитыми катафотами лампочек не было…