В общем и целом тебе тут все рады. Но только веди себя более-менее прилично! Хочешь быть ПАДОНКАМ — да ради бога. Только не будь подонком.
Ну, и пидарасом не будь.
И соблюдай нижеизложенное. Как заповеди соблюдай.
КОДЕКС
Набрав в адресной строке браузера graduss.com, ты попал на литературный интернет-ресурс ГРАДУСС, расположенный на территории контркультуры. ДЕКЛАРАЦИЯ
Главная Регистрация Свеженалитое Лента комментов  Рюмочная  Клуб анонимных ФАК

Залогинься!

Логин:

Пароль:

Вздрогнем!

Третьим будешь?
Регистрируйся!

Слушай сюда!

poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине.

Француский самагонщик
2024-02-29 17:09:31

poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью.

Француский самагонщик
2024-02-23 13:27:28

Любопытный? >>




Калитка

2011-08-08 17:28:04

Автор: Грависапа Ю
Рубрика: ЧТИВО (строчка)
Кем принято: Француский самагонщик
Просмотров: 1078
Комментов: 27
Оценка Эксперта: 39°
Оценка читателей: 42°
… А она отчего-то смущалась всё и краснела, и глаза отводила, и трогала крупные красные бусы на гладкой лоснящейся шее, и взглядом куда-то в пространство в кусты сирени призывно так делала, и ему подливала ещё, и себе, и снова ему – сливовой наливки, густой, тягучей, а он и не возражал, ему было легко и спокойно, вокруг воцарялся закат, освещая красиво беседку в саду и накрытый столик, и самовар, и графинчик с настойкой, и рюмочки, и закуски, и какая-то бесноватая каверзная весёлость потихоньку в нём зарождалась, клубилась, настаивалась, бурлила беззвучно, не выплёскиваясь покамест наружу – до поры, до момента: варилась сама в себе, то есть – в нём: в нём варилась, сгущалась, искала выхода, и он чувствовал, знал он: недолго осталось, недолго, ведь он не удержит, прольёт, - и беззвучно, лица не теряя, хихикал внутри себя, предвкушая, томясь в неизвестном волнующем ожидании – сам не знал, что случится на этот раз, во что выльется, в каком виде предстанет сюрприз, - и ждал, ждал, а она всё смущалась и подливала, краснея, и песенку принималась неверным дрожащим голосом – что-то будто бы
«отвори-и-и… потихо-о-о-ньку… кали-и-итку-у-у...»
смущалась, переставала, а может, не знала слов, а компанию поддержать хотела, - Василий Антонович не вдавался, подробностей знать не хотел, но песенку одобрял, головой кивал положительно, ободряюще, принимая заинтересованный вид: ну-ка, ну-ка, ух, славно-то как, ах, ещё, ещё, - а она прерывалась, краснела, подливала ему и себе, и ещё ему, бусы трогала, вилку без дела вертела, опять не найдя, что сказать, принималась петь про калитку, и Василий Антоныч кивал – кивал, уже как бы и настоятельно требуя про калитку не обрывать, а нормально, со всеми словами, допеть как положено до конца, вместо чем одну строчку, три слова, и то с перерывами всё, с обрывами, вздохами, - он и сам бы уже от скуки запел, но не помнил слов, только это вот, про калитку
«отвори-и…»
в конце концов плюнул и громко стал подпевать нажористым мощным голосом – так, чтоб дрожала посуда и прыгала, - пел… ему бы в попы, как покойная бабка велела, да в попы не особо хотелось, в попы – несвобода, устав, воздержание, непротивление, ему лучше и впрямь по торговой части, и правильно выбрал, а голос – что голос? – девок ночью гулящих пугать из куста выпрыгивать, или если в театре в партере орать, куражась, или вот как сейчас… зазевался, задумался о попах этих мерзопакостных, а она без него начала – козьим драным блеющим каким-то овечьим жалостным голосом:
«отвори-и-и… поти…хо-о-о… нькука… ли-и-и…тку-у…»
и дрожала вся, голос дрожал неприятно, и шея, и бусы, и вилка в руке, и краснела вся неравномерными мятыми клочковатыми пятнами,
а он
взял вдруг и - отворил!


Отворил и вошёл.


А она так по-прежнему всё и смущалась, и трепетала, краснела, и руки не знала куда девать, оттого подливала ему, и себе, и ему ещё снова поверх, - не заметила или не поняла от смущения, что калитку он отворил, и вошёл, и уже погрузился, внутри уже движется по тропинке к дому, - не заметила или не поняла, или сделала вид, или как-то ещё это в ней там происходило, - Василий Антонович был внутри и уже не видел, и, слава богу, не слышал, поёт ли она эти три неприкаянных липких слова, или молча сидит бусы крутит, или встала за новым графинчиком вязкой крепкой сливовой настойки, - он не видел уже и не слышал, и знать не хотел, так оставим же всё как есть, ничего от себя не украшивая, но и не прикрывая прорех, всё как есть чтобы, всё – как есть…



* * *


Василий Антонович шёл и осматривался, отмечая себе одобрительно, что участок опрятный, ухоженный, что цветочки на клумбах красивые, ровные, пышные, и альпийскую горку одобрил, и греческие скульптуры, и лавочки, и качели…
Пока что внутри Клавдии Львовны его всё устраивало.
На крыльце сидел толстый ядрёный кот и лениво облизывался, словно только что отобедал. Василий Антонович потянулся к коту погладить, и незнамо зачем по-собачьи раскатисто гавкнул, не имея ввиду напугать кота, чисто для настроения, так сказать, чтоб и дальше…
Кот не спрыгнул, не убежал, никуда не делся, но уставился на пришельца презрительно, даже как-то брезгливо.
«Ну и хер с тобой», - неуверенно произнёс Василий Антонович и достал папироску.
Постоял, посмотрел. Закурил. Перед тем, как войти, задумался: обувь снять или – прямо так?
Отвлёкся на окна – мутные, тёмные, света нет, либо шторы крепкие плотные, либо заперты наглухо изнутри – надо бы разобраться, не очень это красиво с её стороны, непорядочно – дом огромный без света держать…
Отвлёкся, про обувь забыл: у порога стоять надоело, он дёрнул дверь и вошёл.
Потоптался в сенях, прислушиваясь – может, выйдет встречать кто, прислуга там, или кто подвернётся… нет, никто не пришёл к нему, хлеба-соли не вынесли, а неплохо бы было рюмашку…да, было бы кстати…
Наобум дёрнул дверь. Очутился в столовой. Там – накрытый неубранный стол и – останки, огрызки, и – мухи, и – смрадный дух, и какие-то неподвижные люди лежат как попало повсюду, в основном на полу, и храпят басовито нестройно, врозь, неправильно, кто куда храпят пакостными руладами…
Василий Антоныч поморщился и прошёл на кухню. Там тоже всё было брошено как попало, словно все повара и кухарки и поварята и прочая местная челядь поспешно бежала, с собой не забрав ни котомок, ни денег, ни документов…
«Надо будет сказать, чтоб прислугу сменила, - по-хозяйски напрягся Василий Антонович. - У меня как раз есть надёжная на примете…»
А пахло съедобно и вкусно. Соблазнительно пахло.
На плите он нашёл голубцы, приготовленные для стола, но так, видимо, и не поданные. Ткнул вилкой, попробовал: знатно, знатно! Один съел на месте, другие все прихватил с собой на тарелке, и пошёл дальше вглубь разъяснить, что ещё его может здесь ждать, - здесь, внутри этой неразрешимой пока, странной, сказочной и таинственной Клавдии Львовны…

Для начала он заблудился в едва освещённых и тесных каморках и коридорах, бесконечных и между собою пересекающихся, словно это не обиталище, а лабиринт какой греческий для античных героев нарочно. Покричал даже – вдруг кто откликнется и поможет, но никто не помог, хотя был кто-то рядом всё время, – Василий Иванович чувствовал постоянно чьи-то шаги, чьи-то скрипы, оглядывался внезапно врасплох застать, но не видел – темно было, только тени по стенкам шарахались и разбегались все в разные стороны, и Василий Антонович понимал: световой эффект, - и не списывал на привидений, потому как – наука всё, физика.
Он был неуч. Но много вокруг всего слышал, на ус наматывал.


…А потом он в потёмках устал, нахлынуло раздражение: ему делалось неуютно и как-то даже бессмысленно, к тому же ужасно припёрло вдруг в туалет.
«Быстренько пробегусь и пойду», - думал он, подымаясь по лестнице. А поднялся и понял, что именно здесь его ждали, и верили, и готовились.
Очутился он в странно оформленной зале, под завязку забитой нелепостью всякой праздничной: мишурою, воздушными шариками, цветами, фонариками и лампочками, серпантинами, надувными игрушками, бабами целлулоидными похабными, флажками красными треугольными на верёвочках, какие используют для охоты…
А первое, что увидел, - его собственный, в рост, портрет, исполненный в реалистической, но приятной величественной манере. Василий Антонович так умилился, что даже слов не нашёл, как сказать, и обрадовался, что говорить-то и некому, нет никого… или есть… кто-то кружится в платьях с подолами пышными и хвостами… кто-то чокается вдруг с ним и мелькает, скользит уже дальше, дальше… кто-то издали с ним раскланивается, знакомый, что ли, здесь не разберёшь среди сплошного пьянящего хаоса… кто-то юркнул в портьеру… а эти-то – эти-то кто такие?.. они здесь – по какому праву, позвольте, нет, вы позвольте, Клавдия Львовна, вы разъясните, извольте всё разъяснить…
Да, - портрет.

Портрет был как живой, казалось даже, дышал – дышал и пульсировал. И какое-то шевеление и движение непрестанное ощущалось вокруг него, или – из него, от него, – или даже оно, шевеление это, исходило вообще отовсюду, - Василий Антонович разъяснений просить не стал: он увидел вдруг свой диван из собственной своей гостиной, и скорей поспешил убедиться, и вдруг оказалось, что – да, да, его диван, и царапины на обивке, и дыры нечаянные от рассеянных папиросок. Не зная, что думать, он закурил, и в волненьи поднялся, и тотчас этот диван вылетел из головы: на глаза ему стали один за одним попадаться предметы его обстановки, ему лично принадлежащие: пуфик, стулья, торшер, люстра, ширма, лошадка облезлая деревянная пегая в яблоках, как из детства его возникшая, и матрёшка румяная с разноцветным подбитым глазом, и вдруг – снежная баба, точно такая, как та, что лепили они с братом Колей в подарок отцу… он помнил, всё помнил про эту бабу, особенно как они волокли её осторожно в дом, мимо слуг, мимо кухни, чтобы не видели, мимо няньки, прямо к отцу в кабинет, и как баба рассыпалась оттого что они отпустили руки оттого что отец весь затрясся и заорал и глаза его выпучились как у рака когда его варят и он только успел подняться и сразу стал оседать как-то криво неловко вниз мимо кресла, но зато замолчал и орать перестал, только квакал беззвучно рот открывая смешно как усатый сомик и глаза прикрыл чтобы наверно не выкатились окончательно не потерялись там где-нибудь под диваном или под креслами под столом…
и Василий Антоныч ту бабу хотел потрогать, чтоб ещё ощутить, ещё раз и ещё смерть отца, но споткнулся и чуть не упал, балансируя, а потом он запутался в сетке какой-то спортивной от волейбола, и распутывался, ругаясь, и пока распутывался, увидел, что за праздничной мишурой – очень странные, неожиданные, неуместные здесь предметы: волейбольные сетки, канаты, шланги, какие-то непонятные волосатые трубы, проводка, сплетённая ромбами и узорами, гамаки, а ещё вдруг – тропические растения: бамбуки и пальмы и толстые, обвивающие всё-всё-всё лианы, как змеи, или это и были змеи, свисающие отовсюду – он уже ничего здесь не понимал: было словно в кошмаре, в бреду… то ли – райские кущи, то ли – долгий бессрочный ремонт, не поймёшь без поллитры, никак не поймёшь, что, как… сверх того и всему бардаку в довершение среди хаоса плавали рыбки, рыбки плавали, как в воде, только вот без воды, прямо в воздухе, и какие-то червячки метусились, и звёзды морские распластывались, колыхаясь как на волнах, и ещё – черепашки, и ластоногие головастики, и личинки какие-то мелкие с крылышками – он уже не смотрел, ему надо было отлить… и ещё видел чьи-то ещё портреты, не только свой – много, много других, подумал подробнее рассмотреть, но не мог уже – так нестерпимо хотелось ему отлить, мочевой пузырь разрастался и распухал в нём, да так, что Василий Антоныч не мог уже ровно дышать – опасался неловкостью всё нарушить и прежде времени опорожнить прямо здесь, оконфузиться, - между тем за ним кто-то всё время следил – он чувствовал, и он слышал, как что-то шуршало, металось, скреблось и всхлипывало – где-то здесь, прямо в трубах, в лианах этих, во всём, словно всё вокруг было живое, дышало, пульсировало, - он чувствовал, он ощущал, как трясётся и вздрагивает под ним пол, и весь воздух вокруг, и все эти праздничные предметы, но где же нужник?.. а ещё – эта странная музыка, жутко однообразная, страшная, но как будто ему знакомая: ровный чёткий тупой механический звук – клац-клац-клац, – словно где-то тяжёлый маятник неподъёмных гигантских часов отбивает время – клац, клац, – заикаясь и делая паузу после определённого такта, и весь дом дышал в том же ритме, его стены, пол, потолок – всё тряслось и дрожало, пульсируя, словно дом был живым, словно были живыми те трубы, канаты, шланги, лабиринты пакостных коридоров, ступеньки, перила лестницы – всё-всё словно вдруг стало живым и билось, и вторило музыке, обнажаясь, и проступала плоть дома – дом сбрасывал лишнюю кожу, отжившую, мёртвую, непригодную, а Василий Антоныч хотел отлить, его мочевой пузырь разбух уже до пределов и пытался пределы преодолеть, и разбухал ещё, а ещё эта музыка… он узнал, из клочочков восстановил ту песню, ту назойливую
«отвори-и...»
и вдруг сразу стало полегче, стало как-то яснее: ага, пластинку заело, всего-то, сейчас наладим, сейчас найдём и поправим, – и метнулся искать, искать тот испорченный патефон, полагая теперь главной целью именно это, свято веруя: если её он найдёт, если выключит эту музыку, то сумеет найти туалет и опорожниться, – иначе никак, только так, через эту музыку, а иначе – никак, мочевой пузырь не резиновый, мочевой пузырь может лопнуть, поэтому надо – музыку, эту музыку, эту калитку, мать её, затворить… как-то… как-нибудь… затворить бы…

Он искал – и глазами, и носом втягивал, и руками наощупь, словно слепец, а она всё не попадалась, всё ускользала, и в то же время отчётливее становилась и ближе, громче, и Василий Антонович, чтобы от пузыря мочевого отвлечься, стал тоже сквозь зубы выть это
«отвори-и… потихо-о-о…ньку… кали-и…тку-у…»
а злосчастная песня звучала теперь веселее, бодрее, чётче, как строевая, как марш – марш невидимых энтузиастов:
от! – во! – РИ!.. потихО! – ньку!.. – калИт! – кУ!
(клац)
от! – во! – РИ!.. потихО! – ньку!.. – калИт! – кУ!
(клац)
от! – во! – РИ!...................................


Василий Антонович бросил петь и ревел как зверь и метался из стороны в сторону, всё круша на своём пути, – он искал и не мог обнаружить, оборвал провода все и нити, опутавшие его паутиной, разбил какие-то вазы, графины, ещё неведомо что, – он особо в подробностях не рассматривал; неодолимой силой его то и дело отбрасывало в коридоры какие-то узкие, непроходимые, словно норы, – он выбирался и продолжал искать, и делался всё безумнее, всё суматошней от страха, что не успеет вовремя, что случиться конфуз и лужа… увидел внизу вдруг ночной детский синий в цветочек горшок, хотел пнуть ногой и сообразил вдруг, что можно туда отлить, ага, вот оно как, с удовольствием… поднял крышку и радостно выдохнул, потянулся штаны расстегнуть, а в этом горшке, внутри, оказался опутанный весь проводами какими-то разноцветными патефон, и пластинка подпрыгивала, и калитка… всё эта калитка, калитка чёртова!.. а он даже задумываться не стал – как в таком мелком крохотном детском горшочке вдруг вмещается и пластинка, и патефон с проводами, и разлапистый хобот его трубы с разверстой полостью раковины, – он бросился на пол, упал на колени перед горшком, протянул руку и осторо-о-ожно, дышать даже вслух опасаясь, слегка надавил на головку, чтобы музыка продолжалась и песня была допета вся полностью до конца, как положено –
«отвори-и… потихо-оньку… калитку-у…»
и как только отзвучало последнее это «у-уу…», в патефоне раздался щелчок, провода заискрили, зашевелились, задёргались, словно черви в последней судороге, в конвульсивной слепой агонии, и Василий Антоныч увидел на красной наклейке винила жёлтые цифры, сменявшиеся с адской бешеной скоростью: 00.06, 00.05, 00.04…… и уставился он на них, как на чудо, и оцепенел заворожено, а потом была яркая белая вспышка, она вывернула наизнанку глаза его и вспорола их, и он дальше не видел – ни красно-рыжего света, затмившего всё вокруг, ни чёрно-бурых пятен, образовавшихся позже, позже, уже в руинах… не слышал грохота оглушительного, взорвавшего и барабанные перепонки ушей его, и печень, и селезёнку, и мочевой пузырь его тоже взорвавшего и разметавшего в клочья всё – всё, что здесь было, и всё, что было не здесь… он не знал, что теперь – тишина, что музыка кончилась, что пластинка раскрошена в пыль, патефон догорел до пепла, и нигде ничей голос уже не дрожит сбиваясь неверно и тщательно выводя несбывшуюся до конца мелодию робкой чудной призывной песни
«отвори-и… потихо-оньку… кали-итку-у…»





P.S.

Отвори потихоньку калитку
И войди в тихий садик, как тень.
Не забудь потемнее накидку,
Кружева на головку надень

(старинный русский романс)

ссылка



Дед Фекалы4

2011-08-08 17:35:26

Пиздецкий пиздец, даже не потому, что автор узнаваем, а потому что пиздец, как хорошо . Наплюйте мне на лысину, но пока читал незримо ощущал тень Аксёнова покойного. Огорчило, что судьба голубцов как-то незаметно выпала из сюжетной линии и потерялась в великолепии словесных кружев.
единственное замечание: "осматривался, отмечая себе ОДОБРИТЕЛЬНО, что участок опрятный, ухоженный, что цветочки на клумбах красивые, ровные, пышные, и альпийскую горку ОДОБРИЛ"
в остальном - +500 к Фекалычу за исключением наплювательства на лысину и узнаваемости автора.

AbriCosinus

2011-08-08 17:57:53

маска. поскольку я тебя знаю, то с удовоольствием повторю ворчбу свою: ну фигли ты не выкладывал этого раньшэ?!

AbriCosinus

2011-08-08 17:58:13

Ставлю оценку: 40

Чичи гага

2011-08-08 18:17:56

ыыыыыыыыы, рядом снаряды ложацца, сёдня читал это на складе,
"Вот стою я тут перед вами - простая русская баба..."

Чичи гага

2011-08-08 18:18:27

спасибо, Юля.

Чичи гага

2011-08-08 18:18:51

Ставлю оценку: 40

Восьмиклассница

2011-08-08 20:28:12

Ставлю оценку: 45

Олег Макоша

2011-08-08 20:31:38

Ставлю оценку: 40

Вадим Викторыч

2011-08-08 23:30:23

Да ушшшшшшшшш, сплели кружева в невод, спуймали читательский интерес, ну и бум-с! тут и сказочки конец, а кто слушал маладец

achtung

2011-08-09 02:27:09

Ему бы в пОпы, это бросилось в глаза сразу.

апельсинн

2011-08-09 03:22:12

с трудом осилил, потому как предварительно выпил четыре пива и очень захотелось вдруг писать, но дотерпел - не оторваться было. Гоголь, ептыть.

апельсинн

2011-08-09 03:23:06

Ставлю оценку: 45

апельсинн

2011-08-09 03:43:46

осмелюсь все же предположить, что автор женского полу.
ну и доебнусь. в первом абзаце окромя имен все буквы строчные, потом вдруг пошли заглавные, потом опять все строчное. Это такой прием или писалось в разное время?
/Там – накрытый неубранный стол.../ - и почти сразу /Там тоже всё было брошено как попало/. Два Тама c большой буквы рядом. было б с маленькой и не заметил бы, а с большой да.

Kvint

2011-08-09 13:18:43

Лопни мои глоза! да этош!.. Узнал сразу, короче.
чё тут скажешь - обалденно!
аценку не поставлю ибо пристрастен: или шкалы не хватит, или градуснег ляснет.

Kvint

2011-08-09 13:46:09

Апельсин, сдается мне, что это "жжжжж" неспроста (с) Осмелюсь предположить, что в первой части одно предложение: крутится мысль, "крутится пластинка" - текст так закручен. А финал - закольцовка.

2011-08-09 15:28:11

Ну, думаю - мож просто не пошло вчерась, не покатило по первом-то прочтении. Вертаюсь, зубами скрыплю, осиливая, до финалу дочитываю - звиняйте, братия и сестры, и автор - хуэта... нудная тоскливая хуэта.

Лоффкач

2011-08-09 17:02:25

Написано грамотно, но скучно. Можно было бы и покороче.

Маниш

2011-08-09 18:41:14

Юль, за стилистику-60.
но концовки я так и не поняла.
хоть эта проклятая пластинка со вчерашнего вечера у меня в голове играет. такой ненавязчивый патефонный скрип из фильма ужасов)

Чёрный Человек

2011-08-09 20:45:46

ужоснах(с)
отлично Юлевна

Чёрный Человек

2011-08-09 20:46:55

Ставлю оценку: 41

апельсинн

2011-08-10 02:53:38

погуглил сейчас первую строчку. Юля Нубис. прозару. вчера-то не догадался. а то все Юля-Юля, получается я один как дурак читал по-первой свежести.

Дед Фекалы4

2011-08-10 05:37:22

Должен признаться, автора я не угадал. Был уверен, что это Чичи Гага. Дык почему не в коллекции? Выносилось на обсуждение.

Грависапа Ю

2011-08-11 18:22:52

спасибо ФС и апельсину за поправки к расказу, они-то какрас и были нужны
и Квинт вон какую телегу прогнал - всё по делу
из камента Дед Фекалыча поняла, что Аксёнов и чичигага - одно и то же, хорошо что их не читала
неее, читала один раскас Ч-Гаги про ложечку и Аксёнова остров крым, но чота не покатило ни то ни другое, хотя остров крым был вначале ничотаг, потом грузить стал
Восьмекласница, тебе последнее предупреждение, и оценка твоя нещитается, потому что нет мотивацеи нихуя у тебя, абаснуй, за что ставишь
про остальных не знаю, из каких они соображений, но всем спасибо
(доп.: Маниш, ггггг, ты блондинко, тебе всё прощайу и впредь!))

Грависапа Ю

2011-08-11 18:23:53

блять хотела поставить оценку за каменты дуро нах извените

moro2500

2011-08-11 19:14:03

ну что же, осилил..
стилизованный сюр - хорош, длинновато вот только местами. например повторения с мочевым пузырем - зоебали, аж посцать сбегал. а может эта занудность здесь в плюсах, и я тупо нишару? хз...
да, Василий Антоныч там в середине разок Иванычем чота ставал..

moro2500

2011-08-11 19:14:18

Ставлю оценку: 38

Щас на ресурсе: 299 (0 пользователей, 299 гостей) :
и другие...>>

Современная литература, культура и контркультура, проза, поэзия, критика, видео, аудио.
Все права защищены, при перепечатке и цитировании ссылки на graduss.com обязательны.
Мнение авторов материалов может не совпадать с мнением администрации. А может и совпадать.
Тебе 18-то стукнуло, юное создание? Нет? Иди, иди отсюда, читай "Мурзилку"... Да? Извините. Заходите.