Я уже битый час наблюдаю за ним со стороны. Ничего особенного он не делает. Просто проходит сквозь стену, самую обычную кирпичную стену и, спустя какое-то время, возвращается обратно. Проделывает он это легко и непринужденно, как будто бы этой стены и вовсе не существует. Но, что самое интересное, меня это нисколько не удивляет. Мне просто непонятно: как он это делает!
- Ну что, попробуешь?- Его слегка насмешливый взгляд смотрит куда-то сквозь меня.- Или так и будешь стоять, как истукан?
Уговаривать меня не приходится. Не потому, что я горю желанием пройти сквозь стену, скорее наоборот: она меня настораживает и даже пугает. А потому, что сама стена непостижимым образом оказывается прямо у меня перед носом, в полном смысле этого слова. Не успев еще ничего осознать я уже вижу свою руку с выставленной вперед ладонью, которая, лишь на какое-то мгновенье ощутив холодную гладкость кирпича и шероховатую поверхность кладочных швов, на моих глазах исчезает в стене по самый локоть. В ту же секунду инстинкт самосохранения выталкивает ее обратно. И вот уже рука снова передо мной, цела и невредима. Забавно! Еще раз. Туда. Обратно. Туда. Обратно. Здорово! А теперь ногу. Ботинок вместе с брючиной исчезает в стене по самую щиколотку, как будто его корова языком слизнула, и точно таким же порядком возвращается обратно.
Позабавившись так какое-то время и, очевидно окончательно успокоившись, я решаюсь на более решительные действия: сжимаю руки в кулаки, вытягиваю перед собой, плавно погружая в стену, и одновременно с этим делаю шаг вперед. И вот я уже почти наполовину в стене и, хотя грудь моя практически касается кирпичей, а руки с той стороны хватают воздух, я все же машинально отвожу голову назад, не решаясь двинуться дальше.
Стена от меня так близко, что я отчетливо различаю паутину мелких трещинок на кирпиче, малюсенькую букашку, ковыляющую куда-то по своим делам, и даже песчинки, поблескивающие от солнца. Считанные секунды я наблюдаю все это, а затем, откликаясь всем сердцем на зов неизвестности, сделав глубокий вдох и закрыв глаза, всем телом подаюсь вперед….
Неладное я почувствовал почти сразу же, как только моя голова по самые плечи погрузилась в стену. То, что позволяло мне беспрепятственно забавляться с руками и ногами, теперь явно не хотело меня отпускать. Любые попытки вернуться назад пресекались сжатием горла и грудной клетки. Стена втягивала меня в себя с одной стороны, одновременно выдавливая, как пасту из тюбика, с другой. Выбор у меня, надо признаться, был не богатый, …если он вообще был. И так, как двигаться вперед мне ничто не мешало, а наоборот все всячески этому способствовало, я принял, на мой взгляд, единственно верное решение и позволил стене выдавить из себя инородное тело.
Мне показалось, что за этот, довольно короткий отрезок времени, я прожил целую жизнь, хотя всего-навсего прошел сквозь стену.
Еще не решаясь открыть глаза, я уже отчетливо понял: я попал!!! Осознание этого вливалось в меня отовсюду. Чьи-то едва различимые стоны и скрежет металла нитью боли переплетались с запахом затхлости и безнадежности. Казалось, что воздух насквозь пропитан отчаянием. Такой концентрации скорби и печали я не ощущал еще никогда.
Страх, горячей волной ударил в лицо, раскатился по плечам и побежал вниз по позвоночнику. Кончики пальцев запульсировали. Низ живота налился тяжестью. Пятки приросли к земле. Душа металась в теле в поисках выхода.
Глаза распахнулись сами собой. То, что я увидел, храбрости и оптимизма мне явно не прибавило. В колеблющемся полумраке свечей прямо передо мной в даль и темноту убегал коридор. По правой стороне его тянулись решетки, из-за которых доносились приглушенные стоны. Левая сторона без единой двери была словно высечена из камня.
В небольшом, примерно четыре на четыре, помещении перед этим страшным коридором, в котором я, собственно говоря, и находился, полы когда-то очень давно были деревянными. Это угадывалось по небольшим островкам, когда-то настеленных, а сейчас полусгнивших трухлявых досок, разбросанных по всей комнате. Левый, ближний ко мне, угол утопал во мраке. В дальнем углу виднелась единственная, по всей видимости, дверь, приоткрытая примерно на четверть, что, как ни странно, почти не прибавляло света в этом, богом забытом склепе.
Потолков не было вовсе, а вместо них, на расстоянии вытянутой вверх руки, все было окутано белесо-сизой дымкой, отдаленно напоминающей туман, но, в отличие от него, не пропускающей, казалось, не только свет, но и звуки. И тихие, почти безмолвные стоны, кружились под ней безо всякой надежды подняться выше.
Центральное место в этой демонической картине, у противоположной от меня стены, занимала большая, я бы даже сказал огромная, печь. Раскинувшись одним своим концом почти от самой двери, а другим, давая начало коридору, она, устремляясь вверх, исчезала в этом белесо-сизом месиве, как гора в облаках.
У печи, вполоборота ко мне и слегка согнувшись, бряцая чем-то железным, возилась крепко довольно массивного вида бабка. Одета старуха была явно не по погоде. На ней была темно-серая юбка почти до самого пола и черная меховая душегрейка, накинутая на кофту непонятно-темного цвета. На голове был повязанный под подбородком платок, из-под которого кое-где выбивались серые седые пряди волос, а на ногах черные и, судя по всему, войлочные туфли.
Бабка была крепкая и, что называется, в кости. Даже со спины от всей ее позы и манеры держаться веяло такой мощью, властью и холодом, что мой позвоночник покрылся инеем. И, хотя старуха не произнесла ни слова и не смотрела в мою сторону, я был абсолютно уверен, что она не только знает о моем присутствии, но и, что самое страшное, ожидала его.
Вот старуха разгибается, поворачивается в мою сторону и направляется ко мне. В одной руке она держит цепь, которая, позвякивая звеньями, железной змеей волочится за ней по полу, а в другой широкий охотничий нож. Черные холодные бусинки глаз мертвой хваткой вцепляются мне в лицо. Полный контроль.
И ту же секунду в голове моей вспыхивает красный фонарь. Мне он знаком. Это мой наивысший сигнал об опасности… «Никаких единоборств! БЕЖАТЬ!!!».
Ну, что ж, бежать, так бежать. Вопрос лишь только куда? О том, чтобы выбраться обратно тем же путем, которым я сюда попал, не могло быть и речи. Я, конечно, идиот, но не настолько же! «ДВЕРЬ!». Решение приходит мгновенно. Медлить больше нельзя, старуха всего в трех шагах от меня. Теперь она лишь на какой-то метр ближе меня к двери и этот метр мне надо выиграть. Выиграть внезапностью. Слегка откинувшись на спину и закатив глаза, я сползаю вниз по стене, попутно убедившись в ее шероховатости и непроницаемости, и, заваливаясь немного влево, лицом по направлению к двери, как мешок с дерьмом валюсь вниз, падая на колени. А затем, приоткрыв рот и, как пьяный, что-то мыча, роняю себя вперед, упираясь ладонями в пол, краем глаза успевая отметить, что бабка остановилась. Было ясно, что мое падение никаким образом в ее планы не входило, но зато оно входило в мои. Это падение помогло мне выйти из охватившего меня оцепенения и максимально, насколько это было возможно в данной ситуации, расслабить мышцы.
Старуха в некотором замешательстве обернулась к печи. «Никак за валерьянкой собралась, сердешная»,- успел подумать я. И в тот же миг, всего за доли секунды перейдя в спринтерскую стойку и, оттолкнувшись ладонями от земли, а ногой от стены, я быстрее пули полетел к двери.
Над моей головой что-то просвистело. Реакция старухи, как я и предполагал, была молниеносной. Мгновенно осознав, что упускает меня, она что-то забормотала себе под нос и я, к своему ужасу увидел, что дверь стала закрываться мне навстречу. Но выигранные мною доли секунды не пропали даром. Собрав остаток сил, я прыгнул, практически ввинчиваясь в оставленную мне судьбой щель. Последнее, что я услышал и увидел перед тем, как оказаться за дверью, это ужасающий душу вой и охотничий нож, вошедший в кирпичную стену по самую рукоятку.
Свет! Дневной свет! Я на лестничной клетке, где-то между этажами. Но и на этом мои злоключения не закончились. Красный фонарь в моей голове не только не погас, но и стал еще ярче. Мне не надо было объяснять, что это значит. Цепь событий последних пяти лет моей жизни научили меня не только верить себе, но и безоговорочно доверять вот этому самому сигналу. Именно поэтому, не задержавшись не на мгновение, я рванул вниз по лестнице так, словно за мной гнался сам дьявол. (Тогда я еще не знал, а, точнее, не осознавал, что это было отнюдь не образное выражение для той ситуации.) Я лечу вниз по лестнице. Проходя полосу препятствий, вы должны думать на три-четыре шага вперед. Слышу, взводный, слышу! Пролет. Четыре прыжка вниз. Левой, правой, левой, правой. Упор на правую и резкий уход влево вниз, обходя перила практически одними бедрами, как заправский жиголо или тореадор.
Пролетая, таким образом, очередную лестничную клетку, я успеваю заметить на стене трафаретную шестерку. Мимолетно брошенный взгляд за окно подтверждает, что я действительно нахожусь где-то в районе шестого этажа. Одновременно с этим боковым зрением я успеваю заметить, как начало пролета, который я только что проскочил, с грохотом и, тем самым, леденящим душу, лязгом перекрывает металлическая решетка, падающая, словно десятипудовые жалюзи, откуда-то сверху.
Левой, правой, левой, прав… Лязг! Поворот. Левой, правой, лево… Лязг! Правой. Поворот.
От такого напряжения я весь взмок. Струйки теплого липкого пота стекают по моей груди, но мне сейчас не до него. Левой, правой… Лязг! …вой, правой. Поворот.
Решетки «двигаются» явно быстрее. Левой, пра… Лязг! Поворот. Я отдаю себе отчет, что эта игра в догонялки скоро закончится и явно не «хэппи-эндом». Левой… Лязг! …вой, левой, правой. Поворот.
До выхода из подъезда мне однозначно не успеть. Да и есть ли вообще там внизу этот выход. Может быть, меня очень грамотно загоняют в очередную ловушку. Ле… Лязг! Даже пьяному ежику понятен дальнейший расклад. Следующая «дура», если не расплющит меня, сломав мне позвоночник, то уж точно упадет прямо у меня перед носом. И тогда…
Впрочем, что будет тогда, мне предстояло додумать в небольшом полете, который я сам себе и устроил, сиганув со всего маха прямо сквозь застекленное окно где-то в районе третьего этажа.
Что поделать, непоколебимая тяга к свободе всегда была отличительной чертой моего характера. Уже с детских лет меня, в отличие от моих сверстников, а очень часто и взрослых, нисколько не удивляло, что лисица, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу, а соловей не поет в клетке. Для меня это было так же естественно, как и то, что я, однажды родившись, однажды и умру, но умру свободным...