-- Нет, Кулёмин, вот нет, нет и нет! Не в твоих силах убедить меня, что цельное, зрелое чувство способно как-то навредить носителю, конечно - если оно созидательно и ...
-- Гоша, избавь меня от этого пафосного нафталина, и прекрати грызть дамские романы нашей соседки Зоси Аркадьевны. И я тебя уверяю, любое чересчур, будь оно оптом или в розницу, способно менять и окружающее, и всё вообще - до чего только дотянется. И несть тому примеров. Даже у меня, человека крайне умеренного и осторожного, есть такой пример...
-- И ты не поведаешь? Не убедишь - но хотя бы попробуешь?
-- Отчего же... Но будет небольшая преамбула.
Вам, инсектоидам, с вашей наследственной памятью пращуров и прочих предков с тёщами - вам не нужны всякие реликвии и памятные предметы, все это коллективные фотографии \"Анапа-78\" или кружевной платочек в ящике комода, или стебелёк лаванды, сплюснутый между 135-той и 136-той страницей никогда не читаемой книги...
Мне, честно говоря, всё это тоже не нужно. Для того, что бы извлечь из памяти нечто давно и далёко спрятанное - нужны совсем другие маркеры и вешки.
Все наши споры по поводу того, без чего прожить можно, а что насущно необходимо -- всё в пользу бедных, уж очень разное нужно не только человекам и тараканам. Представь себе - людям по жизни тоже не все одинаковое подавай... и я такой же, привередливый и неразборчивый... ну , ты в курсе.
Воля твоя, история длинная, потому что началась она очень давно, тогда метро стоило 5 копеек, девочки носили мини, а мужики -- батники с круглыми концами воротничков.
В те времена было у меня два друга -- Олег и Борька. Дружили они не сами по себе, а как бы через меня. Этакие катод с анодом. Учились вместе, в пятёрку моих закадычных друганов они не входили, но всегда какие-то общие интересы находились. Олег был спокойный и обстоятельный, родители его самозабвенно возводили что-то грандиозное на просторах страны, он привык к самостоятельности. Борька очень интересовался барышнями, винилом, и различными мелкими негоциями, купи-продай. Папа Борьки работал напропалую большим начальником на каком-то строгом заводе, сутками пропадал на работе, а его мать постоянно лечилась в какие-то санаториях и курортах. Поэтому громадная ведомственная квартира была постоянным местом сходняков. Что потом и сыграло, как берданка Чехова.
И вот однажды мы закончили школу, нагло попробовали поступить в институты -- и ожидаемо не поступили. Сказались бухое послевыпускное лето и общий расслабон после окончания школы. Ну, кто хипповал - тот поймёт.
В общем - сходили в армию, дембельнулись, всё-таки ввинтились на волне дембельских привелегий на вечерние отделения, устроились на работы. Куда ввинтились и устроились - неважно, не суть.
Прокатилось несколько лет.
И был июль, и была суббота, и было много портвейна. Мы с Олегом сидели на моей кухне и лениво тёрли , как Аладдин свой торшер, извечную тему женского коварства в плане претензий и общей несговорчивости. Ну, разумеется, мы-то красавчики, а вот барышни ...
И тут позвонил Борька.
-- Чуваки, если через полчаса не подгребёте - потом себе не простите!
-- Сам всё выжрешь? Да у нас тут своего..
-- Не, тут другое... если умоетесь и причешетесь - могу даже познакомить.... но издали.
Конечно, через двадцать минут мы вломились к Борьке, благо всего две улицы перейти.
Знаешь, Гоша, в покер я не играю, но лицом-то я владел. Но тут... Только через некоторое время я сообразил, что стою с разинутым ртом.
Девчонка была красива катастрофически. В понятие катастрофы входят как разбитые машины с заглядевшимися на неё водителями, так и общее ощущение беды от такой внешности. Причем с большим радиусом поражения. Нет, Гоша, даже в те годы меня это остановило бы, инстинктам я доверяю.
Её звали Светлана, училась она в Борькином институте, но на курс старше. Как этому прощелыге удалось познакомиться, как домой зазвать...Хотя в те довидаковые времена была ещё такая мышеловочная вещь, как новые диски. Ах, винил, до чего же клейкий и липкий материал, сколько мушек увязло... Извини, Георгий, отвлёкся.
Посидели немного уже вчетвером, Олег поедал глазами барышню, что явно злило Борьку, я плебейски отхлёбывал портвейн прямо из бутылки, Светлана щурила глаза и излагала свои планы на распределение после института. Прямо светский раут в Вестминстере.
Мне с ошеломлённым Олегом настолько явно пофигу были эти темы, что не заметить этого Светлана не могла. Она собралась уходить -- и вдруг попросила Олега проводить её до метро...
Прикинь, Гоша, не меня попросила! Что было бы привычно для нашей троицы, как бы закономерно. Не Борьку попросила, хотя на мой взгляд он и визита такого не заслужил. Попросила тихого Олега, который за всё время и двух слов не сказал, только таращился на Светлану и пунцовел щеками.
И они ушли.
-- Чиф, и что это было?
Борька отобрал у меня бутылку, глотнул прямо из горла, закашлялся и затряс головой.
-- Я ж её приглашал сто раз, сегодня вот... я думал... а тут...
-- А ты ей не глянулся, ты некрасивый и неразвитый... А вот как она меня проглядела?
-- Чиф, кончай хохмить, зуб даю - у меня всё серьёзно, я полгода, как бобик на сворке, за ней бегал... а тут что - вот так?
-- Именно... вот так.
Да, вот так, из рядового , в общем-то, события проросло такое, что корнями своими разворотило всё наше безмятежное житьё.
... Лето стремительно закончилось. Борька вроде как на даче сидел, Олег тоже пропал, на звонки он отвечал кратко, занят, мол.
Пятого августа я традиционно поздравил его с днюхой, он попыхтел в трубку и вдруг заявил, что тоже меня поздравляет.
-- Это с чем же?
-- С тем, что сбылась твоя заветная мечта и ты стал свидетелем. Короче, расписываемся со Светкой через месяц, оформляй отгулы, покупай галстук.
-- Да ладно.... А Борьку позовёшь?
-- Обязательно. Он же нас познакомил, проставлюсь по-полной!
Вот дурень. Хотя, какая свадьба без драки.
У двоюродного брата я выпросил напрокат бежевый концертный костюм - первый и последний костюм в моей жизни. Ну, ты, Георгий, в курсе .
... Кто-то из родителей Светланы имел какое-то отношение не то к райкому, не то к исполкому, к распределению площади походу, и для свадьбы была выделена огромная квартира в уже выселенной сталинке на шоссе Энтузиастов, в глубине заросшего старыми клёнами двора.
Плотники из ближайшего ЖЭКа за пару литров споро сколотили столы и скамьи, бюджетненько получилось и очень по-домашнему .
Пили, ели, танцевали, орали \"горько\", тамада неожиданно повёл себя непрофессионально и был унесён в дальние комнаты, а на аккордеоне зажигал батя Олега. Вспомни, Гоша, финал кино про Малиновку - почти в ноль.
А Борька глаз не сводил с молодых, которым вся эта катавасия и явно нафиг не нужна была. Как в другом советском кино -- сидели, за ручки держась, смотрели друг на дружку.
От этакой приторности мне стало вовсе тоскливо, к тому же Борька скандалить не собирался, я расслабился и начал догонять тамаду...
Но меня быстро и неотвратимо перегнал Борька. Ушёл, поганец, вперёд с отрывом, и финишировал первым - в дупель. Падая с лавки - он попытался ухватиться за скатерть, но ухватился за декольте тётеньки рядом... В общем - обрёл популярность.
Какой-то добрый дядька со стороны невесты помог мне вытащить борькино тело из дома, и дядька же придерживал его на лавочке у подъезда, пока я ловил такси.
Таксист тоже оказался добрым и помог затащить Борьку в квартиру, хорошо, что ключи обнаружились у того в кармане, а то хоть к себе вези.
Жил я неподалёку, такси отпустил и побрёл, нога за ногу, домой...
Разбудил меня звонок Борьки.
-- Я как домой попал?
-- Аист принёс.
-- Смешно... спасибо , аист, спасибо птица....... не, не смешно, сейчас подохну...
-- К трём едем туда же, сейчас я к тебе зайду и накатим Кагора, он хорошо реанимирует...-
-- Только быстрей давай.
Ну, натянуть тёртую джинсу и кеды - минута максимум. Вот не моё эти костюмы, душат и кандалят, я в них как тот народный образ, на который вместо тонкого латекса натянули пожарный брезент... нет, Гоша, вселенная Марвел тут не при чём, тут всё проще и скабрёзней.
Потерпи, мой друг, я так детально описываю это торжество, потому что... ну ты потом поймёшь.
Второй день свадьбы - самый вкусный. Заявились мы с Борькой изрядно тёплыми - но в самую плепорцию. На это раз всё было тише, камерней, малочисленней, гости разбрелись по пустым комнатам, таща за собой лавки и табуретки, где-то тихо подвывали про поникшие лютики, в коридорчиках трепались по интересам, побулькивая и позвякивая спионеренными со стола бутылками...
Стемнело на улице, пошёл дождь, а я вдруг обнаружил себя со стаканом портвейна в руке, другой рукой я обнимал свидетельницу невесты, которая рассказывала какую-то историю, тягучую и бесконечную, как истории Мерлина у Марка Твена... И мне стало скучно. Какая-то дремотная свадьба была.
... Уже стемнело, я пошёл искать ребят, и нашёл их в одной из дальних комнат. Странно, но тогда я даже не удивился, как они оказались там все вместе... И вот что, Гоша, тут я сделаю отступление, чтобы ты проникся.
Есть моменты, друг мой Георгий, которые врезаются в память, как штихель врезает гравюру в медный лист. До мелочей, и ты сам себе говоришь - \"а вот это я запомню навсегда\"... Как будто кто-то приказывает тебе запомнить именно этот момент. И этот Кто-то никогда не ошибается.
... В одном углу на полу стоял ночник, почти не освещая огромное помещение, рядом с ним чемоданчик проигрывателя \"Концертный\" крутил бликующую пластинку... на широком подоконнике открытого окна по-турецки сидел Борька, я видел только его спину, он курил и глядел во двор, где ливень стучал по листьям деревьев и жести карниза. Я видел его силуэт и сигаретный дымок на фоне тёмного окна... В центре комнаты танцевали Светлана с Олегом, слившись в этой полутьме в одну тень, то ли шепчась, то ли целуясь... А из динамика вертушки доносилось :\"...Там, где клён шумит... над речной волной... опустел тот клён... ... а любовь, как сон.... стороной прошла\"...
Я тихо прокрался в угол, сполз спиной по лохмотьям обоев и сел на пол. Закурил. И долго смотрел, запоминая. Казалось важным - запомнить.
... А потом все мы и от этого берега оттолкнулись веслами и закрутило, и понесло нас... Вместе мы больше не выпивали, каждый раз то у Олега, то у Борьки находились причины и отговорки.
Через год Борькиного отца перевели куда за Урал - самым главным. Неожиданно и Борька перевёлся в тамошний универ и уехал к отцу. У Светланы и Олега родился сын, они отучились, работали, получили новую квартиру - и переехали к самому МКАДу. В гости не звали.
Я нелепо женился, болезненно развёлся. Была работа и работа нравилась, меня мотало по командировкам. Друг другу мы звонили редко, Борька и вовсе пропал.
Так прошло почти десять лет.
... И вот однажды позвонил Олег. Убитым голосом сообщил, что Светлана подала на развод, он не представляет, как будет жить без неё и без сына, что делать - не знает. Жить будет к родителям, звонить ему туда. Встретиться не захотел, потому как мы, мол, набухаемся, а проблемы этим не решить.
Знаешь, Гоша, я не семи пядей в плечах, но одно я усвоил крепко - никогда не лезь в разборки супругов. Они помирятся - а ты станешь врагом семьи.
Не помирились. Олег иногда звонил, жаловался, что Светлана не разрешает видеться с сыном, что он без них жить не может, что Светлану любит всё равно, хоть она с ним и вот так. Я помалкивал, поддакивал - но и всё.
...Год был уже 90-тый , когда позвонил Борька.
-- Чиф, братка, ну ты как тут?
-- Борька, а ты где, собственно? Не межгород вроде?
-- Да тут я, тут, в гостинице, пиши адрес.
Борька встретил меня раздобревший, бородатый, роскошный и снисходительный.
Вместе с ним приехал некто Юрик, громадный мужик с мосластыми ручищами, когда мы в номере садились за накрытый стол - он снял пиджак и на сорочке я заметил потёртости на плечах от сбруи скрытого ношения. Но вот на мента Юрик не был похож от слова \"совсем\".
Выпили, закусили. Борька приехал по делам своего...эээ... производства, как он мне туманно объяснил. Лезть в детали я не стал, времена наступали мутные, меньше знаешь - есть маза проснуться.
Сидели долго, вспоминали - но как-то осторожно. Ушёл я уже за полночь, и ушёл я в непонятках: что-то Борька мне недоговаривал, темнил. Вот не люблю я этого.
Неотвратимо и неузнаваемо менялись страна и люди. Ну, это я так, чем банальней фраза - тем меньше претензий к рассказчику. Могу ещё добавить расхожести - стремительно летело время. Для меня дни и месяцы просто стрекотали, как в детстве, когда на бегу тарахтишь палкой по штакетнику.
Когда вспоминал - звонил Олегу, говорили на кратко, и для себя я сделал однозначный вывод - бухал он жёстко, по-взрослому. Ни о чём, кроме Светки, он говорить уже решительно не мог, если был поддатый - кричал, что ненавидит её... Кого её? \"Светочку мою, кого же....\".
... Это был точно 95-тый год. Как всегда, я позвонил Олегу пятого августа - его днюха. Трубку сняла почему-то Светлана. И ровным голосом сказала, что Олег утонул в Пахре. Поехали купаться с компанией - и утонул. И сегодня 40 дней. И не надо мне сюда больше звонить.
Знаешь, Гоша, я потом много думал, и так и этак прикидывал. Может, Олег принял неподъёмно портвешка и в воду полез, а может вдруг вот так решил избавиться от многолетней боли - вот не знаю.
Новость наших просто прибила. Собрались, помянули. И опять разбежались - дела. Не раз и не два пробовал дозвониться Борьке - телефон не отвечал.
Прошло несколько месяцев. У меня образовалась неделя отгулов между командировками, сидел дома, дух переводил. И раздался междугородний прерывистый дзинь-дзинь-дзинь...
-- Чиф? Привет. Это Юрик.
-- Какой Юрик? из Выборга?
-- Нет, Юра, который с Борисом Сергеичем приезжал. Ты к нам в гостиницу приходил.
-- Аааа, вспомнил! Как там Борька?
-- ... уже никак.
То, что мне рассказал Юрик - бесповоротно рушило мою картину мира. Ничегошеньки я про своих друзей не знал. Мне было не стыдно - мне было страшно.
Юра был консильери Борьки, и в курсе всего - должность обязывала. Оказывается, все эти годы Борька поздравлял Светлану со всеми праздниками, чуть ли не со Днём Рыбака, лишь бы повод был. А после развода с Олегом - летал в Москву несколько раз в год, и не три раза, и не четыре. Делал предложения Светлане, которые та регулярно отклоняла. Гоша, почти двадцать лет!
Вот не знаю почему, но меня Светлана невзлюбила сразу. Может быть потому, что не ощущала своей власти надо мной, а может быть -- чисто по-женски считала, что я Олега спаиваю. Ну, не знаю.
А ведь Борьку не отшивала, слушала поздравления с Днём Парижской Коммуны... И вот ему-то она и позвонила по номеру, которого у меня не было, и сообщила про... про Олега.
Юра рассказал, что на похороны Борька не полетел. А выждал два месяца, что для траура маловато, и прилетел делать очередное предложение, окончательное и бесповоротное. О чём они говорили - Юра не знает, но через час Борис вышел с буквально чёрным лицом и чуть ли не с проседью в шевелюре. Уже в машине он начал пить, пил в самолёте, по прилёту - всю ночь просидел в аэропорту в пустом закрытом ресторане, а под утро, когда Юра отошёл позвонить - выскользнул незаметно на парковку, сел в машину и рванул в город. Только не доехал. На какой-то развязке машина проломила перила и рухнула на полосу внизу, и там в неё тут же врезался дальнобойщик.
Хоронили Борьку в закрытом гробу. В его записной книжке Юра нашёл мой номер и решил всё рассказать, потому что он помнил, как сидели хорошо, видно, что друганы, а это тоже обязывает...
Ну что, друг мой Георгий, ты поверишь, если я скажу, что не было у меня никаких соображений и версий, что я тоже всё списал на управление автомобилем в нетрезвом виде? И правильно, что не веришь. Хотя, как всё было... Уже не узнаем. А рассказом Юры и своими соображениями я делиться ни с кем не стал .
Вот так закончилась эта история длинной почти в двадцать лет. История про, как ты говоришь, цельные и зрелые чувства. Если верить Ремарку, то меланхоликами становятся, размышляя о жизни, а циниками - когда видят, что из неё делают большинство людей. Не мне судить кого-либо.
Уж ты-то знаешь, Гоша, что все мои отношения в женщинами - это детская пирамидка, где на тянущуюся сквозь все годы влюблённость первоклашки в соседку по парте, как на стержень, нанизаны цветные кольца моих чувств к встреченным женщинам. Это и интерес, и увлечённость, иногда очарование, вожделение, страсть, похоть, часто жалость. В разном порядке, а порою создавая такие миксы, которые я разгребал годами, и никогда - до конца. А вот любви, как выяснилось со временем, не было. Нет, слова-то говорились, и стыдно мне теперь за это. Жалею ли я? Не знаю, романтики хватало и без этого, а разве не романтики все ждут от этого чувства? И никому и в голову не приходит в угаре, что всё это может закончиться поломанными жизнями и даже...
Конечно, ты можешь упрекнуть меня, мол, вместо того, чтобы прямо вот на таком стремительном чайном клипере истинного чувства унестись по штормовому морю в закат, потягивая ароматный ром - я бурлаком тупо и тяжело пёр с бечевой по берегу, питаясь соевой колбасой. Ну, Гоша, вопреки расхожему мнению - я и задним умом не крепок. Так сложилось. Может быть - в мою конструкцию изначально такая функция не была заложена, а может - она и была у того наивного школьника, да не разглядел, или не осмелился, или не поверил. Бездарно просохатил билет на тот клипер. Упустил шанс.
И каждый раз, когда я думаю об этом, одна и та же картина появляется перед глазами, отчётливая до реальности.
... Громадная тёмная комната с тусклым ночником на полу, распахнутое окно, силуэт человека на подоконнике , шум ливня и стук капель по жести карниза, две танцующие слившиеся тени, сидящий на полу в углу длинноволосый худой парень с тлеющей сигаретой в пальцах - и голос из древнего проигрывателя: \"... там, где клён шумит... случилось так... гонит осень вдаль... не вернётся вновь это лето к нам\"...
Всё раньше темнеет, всё короче дни. Родителей, родных, знакомых, многих близких друзей и дальних приятелей, женщин, которым отдавал куски жизни - их уже здесь нет. Осталась горечь и недоумение - почему так много не успел договорить, не успел расспросить, поддержать, утешить, просто посидеть молча рядом, часто это больше, чем потоки слов. Но пусть каждому - по вере его... А я верю, что мы ещё все встретимся, пусть не сейчас и не здесь - но встретимся обязательно... там, где клён шумит.