Перебираю
выстроившийся в круг,
ставший ручным и беспомощным, бестиарий -
теплый ещё, киммерийца молочный зуб,
с вольницы крымской на север сбежавший парией,

танго трофейным в рапане застрял прибой,
выгорел фантик, подцепленный на бульваре -
в нём обезглавлен, летит махаон домой,
как астронавт в тускнеющем саркофаге

маски подводной окостеневший глаз -
сквозь соли морской поволоку, совсем не старый,
отец наблюдает с усмешкой, кому из нас,
как сверху обещано, будет дано "по паре",
или по три
плащаницы степных стрекоз-
спутавшиеся души небесных тварей
гладит смычком саранчи голубая кость.
Остывает куриный бог, обращаясь в камень.

Мои обереги, хранившие берега,
сняты, как с утопленника в "нуаре".
Покидают язык обезвоженные слова,
уснув в Судаке, просыпаются в Нарьян-Маре.
Беженцев табор, нелепый в чужом снегу,
В пестром тряпье из ложных воспоминаний.

Листья сгребают.
Снова в моем саду-
Осень разбила игрушечный колумбарий.