Смеркалось. Кулёмин стоял у окна и смотрел на мир. Губы его кривились в усмешке превосходства, глаза вспыхивали , как у голодного кота при виде кошки. Он думал, и ему доставлял удовольствие сам процесс. Потому что сами мысли были так себе, на троечку....
Рядом на подоконнике сидел Гоша, но сидел исключительно из солидарности, ему давно хотелось спать, но Кулёмин вёл себя вызывающе, и Гошу это тревожило. Гении непредсказуемы и мало ли что, лучше побыть и отвлечь.
-- Да-а-а-а... город.... Единство непохожих...., -- торжественно сказал Кулёмин.
-- Это Платон, если не ошибаюсь? -- Гоша был готов к беседе.
-- Да при чём здесь Платон? Что, по-твоему, я настолько туп, что не смог бы сам, самостоятельно, придти к этой элементарной мысли? Именно непохожих! А вот, кстати, и один из них.... Смотри, как он мечется, как он растерян в объятьях мегаполиса... Что бы ты мог сказать о нём?
-- Ну..., -- Гоша напряг зрение, -- Я думаю, что он музыкант, скорее всего лабух, в детстве хотел стать лётчиком, но подвело зрение, муж одной жены и владелец двух.... да, именно двух попугаев... Вот, на первый взгляд, и всё...
-- Ха-ха! Конечно, ты дал волю фантазии, ведь не проверишь, выпендрёжник... Но чу! Он зашёл в наш подъезд! Гоша, что-то мне подсказывает, что нас ожидает приключение!
- - Ой, не надо! Я собирался почивать, не на...
Раздались звонки в дверь.
-- Двенадцать! Это к нам!
В дверь осторожно постучали, потом она приоткрылась и в щель просунулась голова соседа Семёна :
-- Кулёмин, к тебе! Я взял на себя смелость впустить... Спросил, как доложить, а он только вздыхает...
-- Вздыхает, говоришь... Проси!
Мимо посторонившегося Семёна бочком протиснулся невысокий мужичок, поразительно похожий на артиста Фараду. Он огляделся, некоторое время переводил взгляд с Кулёмина на Гошу и опять на Кулёмина, и наконец сделал выбор :
-- По-видимому, я -- к вам...
-- Да уж не ко мне..., -- Гоша был саркастичен .
-- Чем могу? -- светскость и манеры очень шли небритому Кулёмину. -- Прошу садится....
-- Благодарю вас... Итак, чтобы не занимать у вас время -- сразу к делу... Простите, мне непросто говорить, дело очень деликатное... Видите ли, я муж вашей жены... Нади... Ну, в смысле, вашей бывшей жены...
-- Нади? -- вдруг весело переспросил напрягшийся было Кулёмин. -- Нади? Ну, и как она?
-- Спасибо, мы замечательно живём...ой, вам, наверно неприятно это слышать..
-- Пустое, ничуть, напротив -- я очень рад, что у неё всё хорошо... Да, мы расстались, но это было.. давно, да?
-- Ну, относительно...
-- Вот и я говорю -- как-будто вечность прошла, всё быльём...
-- Так я продолжу... Видите ли, я музыкант... Ох, я не представился, простите! Яков Мироныч, трамбон.
-- Говорящая, я б даже сказал -- звучная фамилия..., -- иронически пробормотал Гоша.
-- Что? Нет , вы не поняли, я играю на трамбоне... Раньше в оркестре, а вот сейчас, временно, в рэсторане...
... Всё это время Кулёмин пристально смотрел на Гошу.
-- Ну-с, и чем, всё-таки, обязан?
-- Да-да... Видите ли, ваша.. моя жена и я собрались на ПМЖ в Новую Зеландию, мне предложили хорошую работу в пабе, жена согласна, но у меня сердце не на месте... Она столько раз говорила, что жалеет о вашем разрыве , но единственно потому, что вы пропадёте без неё... Я говорил ей -- он взрослый мушшина, ты напрасно изводишь и коришь себя, вот, смотри, твои прекрасные зелёные глаза полны слёз, ещё немного -- и появятся серебряные нити в твоих чудесных каштановых прядях....
-- Ну-ну...
-- И я решил -- лично приехать к вам и испросить вашего согласия и благословения на наш отъезд! Если вы скажите "Да!" -- и она, и я с лёгкими сердцами покинем это полушарие...
-- Оригинально... но чего только... Кстати, а как вы меня нашли? Здесь всё так замысловато построено...
-- А вот, вот, Надя мне написала очень точный адрес! -- тромбонист торопливо полез в карман, вытащил мятый листок и сунул в руки Кулёмина. -- Вот , видите?
Кулёмин внимательно изучил корявые строчки, зачем-то посмотрел бумажку на свет и вернул Якову.
-- Ну что могу сказать... Будьте счастливы! Передайте ей, что я рад за неё, за вас, и за всех людей доброй воли! И пусть Новая Зеландия по достоинству оценит звучание вашей валторны!
-- Тромбона...
-- Тем более, мон шер, тем более... Ну, всё?
-- О, благодарю! Спасибо! Спасибо! Вы благородный человек! Наденька будет так счастлива, а я -- таки уже плачу!
-- Всё-всё, прощайте... Семён! Сёмушка, проводи гостя... Всего-всего... Да, кстати, простое любопытство -- а кем вы хотели стать в детстве, если не секрет?
-- От вас секрет? Да никогда! Космонавтом, конечно! И стал бы , но вот очки....
-- Понятно... А вы одни едите, или ещё родственники?
-- Нет, увы... У Наденьки никого нет из родных, вы же знаете, а мои уже все уехали... С нами только наши любимцы -- Дуся и Пиня, жако.... такие славные попугайчики! Знаете, однажды.....
-- Прощайте, мой друг...
-- Да-да, всего...
Когда за тромбонистом закрылась дверь, Кулёмин повернулся к Гоше:
-- Но, чёрт возьми, как..?
-- Элементарно, друг мой, элементарно -- а хрен его знает -- как, сбрехнул, да в масть попал.. .Случай... Ты лучше скажи, с чего это ты свою стерву наладил в такие славные места? Она ж тебя чуть не доконала, со свету сживала, а ты -- "будьте сча-а-а-стливы, да сю-сю" ... прогнулся? Простил?
-- Гоша, а как зовут мою бывшую лахудру?
-- Как-как? Лидка.... Ох, блин....
-- Вот-вот! И моя дура блондинка с голубыми глазами, я специально адрес посмотрел -- мужик корпус три с нашим корпусом пять перепутал!
-- Ой, молодца! А как держался! Качалов! Смоктуновский! Ну ты дал! И ведь благословил! А он к настоящему мужу не рванёт? Подставы не просечёт?
-- Да они уже в Шереметьево, я думаю...
-- И как только ты на это решился?
-- Знаешь, я подумал -- а пусть хоть два любящих сердца обретут покой и счастье в этом мятущемся и опасном мире!
-- Да будет так! -- торжественно сказал Гоша. И поставил винил с Моцартом, свой любимый концерт №5.
... И ещё долго друзья смотрели сквозь оплывшее от старости стекло на бессонный мегаполис...
***

.... и как лохматое плюшевое солнце неуклонно сползает за далёкие многоэтажки, тоскливо и неуклонно, как дождевая капля по пыльному стеклу или.... другие сравнения были настолько тошнотворны, что Кулёмин их недодумывал.
-- Гоша, друг мой! А тебя не волнует угасание дня и восшествие сумрака?
-- Нет! -- Гоша был краток и категоричен. -- И что тебя под вечер разобрало?
-- Так... Вспомнились строки моего друга, не побоюсь сказать -- талантливейшего поэта ( кто-то это уже говорил где-то, кажется...) -- Чифа! А звучат они так :

" Откружило, отболело,
Отсмеялось и ушло...
В жёлтых листьях, в снеге белом,
Просто, грустно, чуть смешно...

Просто жаль, что в слёзы верил,
Чуть смешно, что ревновал,
Грустно, что захлопнув двери --
Сам их первый открывал...

Откружило, отболело,
Отсмеялось и ушло...
Жизнь текла и всё менялось...
Так вот всё произошло..."...

... Гоша, что значит твоё молчание?
-- Так... вспомнилось... , -- хрипло сказал наконец Гоша, он был краток и категоричен.
... В тот вечер они нажрались в хлам.

(пролоджение следует)