Лапин проворачивал ключ в замочной скважине аккуратненько, чтоб не создать неуместного в семь утра грохота. Он не хотел, чтоб Катя проснулась. Любимая Катя. Две недели как его, Васина, жена.
Вообще-то, из Москвы он должен был вернуться только к вечеру, но Витя, дружок его армейский, как-то бесследно растворился в необъятной столице, как только Вася стал названивать ему изо всех телефонов-автоматов, находящихся в окрестностях Курского вокзала. Пришлось московские дела скомкать и уместить в один световой день. Ночевать было негде. Литровая экспортная бутылка «Столичной», предназначенная для вечернего дружеского распития так и осталась одиноко валяться на дне дорожной сумки. Ну и хрен с ним, с Витей. Москвич, хули с него возьмешь, подумал Василий и взял билет на вечерний поезд.
Лапин отворил дверь и на цыпочках вошел в прихожую их съемной «двушки». Опустил сумку на пол и оторопел.
Рядом с Катиными, до боли знакомыми, изящными туфельками припарковалась растоптанная, вся в пыли, пара кроссовок с тремя адидасовскими полосками по бортам. Вася лихорадочно завертел головой. На вколоченных в дверь гвоздях, служившим им вешалкой, желтую курточку жены хищно покрывала потрескавшаяся кожаная «косуха» нехилого размера. «Блядьсуанахуйблядь», пронеслось в голове, и даже чуть было не сказалось вслух. К горлу вонючим утренним комком подступила тошнота. Лапин сглотнул и грузно, по стеночке опустился на обоссанный хозяйским котом пуфик. Закрыл глаза. Понеслись воспоминания в закружившейся Васиной голове.
- Красивые верными не бывают, дурень, - отговаривали его от женитьбы малочисленные но верные друзья. Идиот наивный. Заладил свое, «люблю, люблю». «Эх, Вася, Вася», - тут же нарисовалась перед глазами сложенная в ночном небе мультипликационными звездочками фраза из старой советской кинокомедии про голубей. Так всегда случалось в его жизни, когда что-то шло наперекосяк. А тут совсем всё через задницу. Еще даже не успели завянуть осенние свадебные гладиолусы в вазах из толстого унылого стекла.
- Блядь, блядь, блядь, - не сдержавшись, все же, просипел Василий и пошлепал на кухню. Дорожную сумку прихватил с собой. Бутылка спиртного перекатывалась из стороны в сторону, глухо побулькивая на дне.
- Лапин! – совсем неожиданно донеслось из комнаты хриплое и родное. – Лапин, ну иди сюда, миленький, - повторилось из зала Катино, исключая всякую возможность утренней галлюцинации.
Вот, сучка, еще наглости набралась к себе в комнату звать. Не пойду. Пока не пойду, решил Вася и со скрипом свернул винтовую голову «Столичной».
- Вааась, ну где ты? – не унималась жена.
Лапин жадно опорожнил стакан экспортного пойла и тут же трясущейся рукой налил себе по новой. В накат. Другой рукой поддел со сковороды холодную говяжью котлету.
Когда Лапин выпил третью, на кухню вошла сонная, еще не до конца проснувшаяся Катя. В полупрозрачном черном пеньюаре. В том, который он ей подарил на десятидневный юбилей их бракосочетания. Катя томно потягивалась и загадочно улыбалась.
- Вась, ну что ты не идешь. Я тебя зову, зову…, - начала было девушка, но Лапин не дал ей договорить. Он живо представил, как его любимую девочку трахает хозяин пыльных адидасовских кроссовок и окончательно потерял рассудок.
Блядь, какая же она красивая, - последнее, что успел подумать Вася, прежде чем схватить с плиты тяжелую чугунную сковородку.
Через секунду кухонная стена взорвалась разноцветным экспрессионистским взрывом. По белому советскому кафелю лениво к плинтусу сползали ручейки крови, вперемешку с говяжьими котлетами и серыми человеческими мозгами.
- Господи, что тут происходит. Что за шум? Такая рань…
Лапин поднял обезумевшие глаза. Из коридора в сторону кухни шлепала ничего не понимающая Светка Капустина – Катина давняя подруга, свидетельница на их недавно состоявшейся свадьбе. Вася расслабил хватку, и сковородка грохнула об пол жутким прощальным аккордом.
***
Катя жарила говяжьи котлеты к мужниному завтрашнему приезду. Она улыбалась, представляя, как Лапин будет нахваливать ее стряпню. Вася их так любил, эти говяжьи котлеты.
Он уже давно был рядом, этот забавный Лапин, вспоминала Катя, а она на него почти не обращала внимания. Кружилась в хороводе каких-то сомнительных связей и знакомств. А он ее всегда любил, но как-то ненавязчиво, словно зная, что рано или поздно Катя будет с ним. Писал письма из армии, потом записки на университетских парах, в конце которых всегда было каллиграфически выверенное и обязательное «я тебя люблю». И так шесть лет. Господи, почему она его не замечала?
Разрешилось все просто как-то и само собой. Вову, её нового всесильного сожителя из приблатненого мира, загребли сразу после майских праздников. Забрали вместе с нотариусом, за подделку доверенностей на пригнанные из Германии машины. Что-то из этой области. Катька особо не вникала, но на допросы ее тоже таскали. Вове дали два года вполне реального срока, потому как он уже висел на «условном». Катя осталась одна. Обещанного Вовой «грева» от корешей она так и не дождалась. Путь в родительский дом для нее был заказан. И тут возник он – тихий однокурсник Вася Лапин, ее давний воздыхатель, всегда такой близкий и всегда такой далекий. Он умудрялся оплачивать съемное жилье, притаскивал в то голодное лето девяносто первого какие-то дефицитные продукты, решал бумажные вопросы, просто был рядом с ней. И каждый вечер, уходя домой, повторял свое всенепременное «я тебя люблю, Катя, ты же знаешь».
Через месяц Катя поняла, что никто ей не нужен, кроме этого слегка нелепого и вихрастого мальчика. В сентябре сыграли скромную свадьбу в Доме Культуры Железнодорожников.
Из воспоминаний Катю выдернула дурацкая имитация соловьиной трели. Катя пошла открывать.
На пороге стояла Светка Капустина, ее давняя, еще с тех долапинских времен, подруга. Светка криво и как-то нехорошо улыбаясь.
- Привет, Катюш. Слушай, тут такое дело…, - замялась подруга.
- Ну, говори. Чего уж…
- С мальчиком познакомилась сегодня, на концерте Кай Метова. Прикольный такой. Артурик зовут. Но, понимаешь, он не здешний…
- Капустина, ты опять за свое? – нарочито строго, но все же с улыбкой спросила Катя.
- Ну, Каааать, не начинай, - затянула Света.- Ты ведь знаешь. У меня недоебит суровый. А тут этот Артурик, как судьбой послан. Пусти переночевать, а?
Света Капустина не то чтобы была блядью. Нет. Она, как бы вам это объяснить, просто была девушкой невысоких моральных принципов. Иногда занималась сексом, как спортом, сугубо для здоровья и удовольствия. Ведь у нас так часто бывает, правда? Катя не осуждала ее, но и понимать отказывалась. Впрочем, кому какая разница.
- Ну, Кааааать, - опять затянула свою заунывную песню Капустина. Сзади, на лестничной площадке, позади подруги маячило что-то большое, в черной нелепой кожанке. Артурик, догадалась Катя. Нужно было решать. Да и как ей откажешь, этой Капустиной. С пятнадцати лет вместе. Да и идти свидетельницей на их свадьбу, после этой дурацкой истории с липовыми доверенностями, никто кроме Светки не соглашался. После того как посадили Вову, подруг у Кати резко поуменьшилось. Город маленький, никто не хотел пачкать себя этой уголовной историей.
- Ладно, заходите. Закрывайтесь, вон в спальне и делайте чего хотите. Я в зале себе постелю. Только, это… Капустина, негромко там, и чтоб вас завтра к обеду не было. Лапин вечером из Москвы приедет. Договорились? – сдалась Катя. Уж очень жалостливо смотрела на нее подруга, да и котлеты на кухне подгорали
- Спасибо, родная, - оживилась Капустина и чмокнула Катюху в щеку.
Вошли молча, Капустина бросила свою одежду и обувь в убогий стеной шкаф, Артурик деловито разделся в коридоре, обувь аккуратно пристроил в прихожей, куртку повесил на гвоздь. Катя к тому времени уже была на кухне. Переворачивала котлеты. Чтоб не подгорели. Для любимого Васи.