В общем и целом тебе тут все рады. Но только веди себя более-менее прилично! Хочешь быть ПАДОНКАМ — да ради бога. Только не будь подонком.
Ну, и пидарасом не будь.
И соблюдай нижеизложенное. Как заповеди соблюдай.
КОДЕКС
Набрав в адресной строке браузера graduss.com, ты попал на литературный интернет-ресурс ГРАДУСС, расположенный на территории контркультуры. ДЕКЛАРАЦИЯ
Главная Регистрация Свеженалитое Лента комментов  Рюмочная  Клуб анонимных ФАК

Залогинься!

Логин:

Пароль:

Вздрогнем!

Третьим будешь?
Регистрируйся!

Слушай сюда!

poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине.

Француский самагонщик
2024-02-29 17:09:31

poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью.

Француский самагонщик
2024-02-23 13:27:28

Любопытный? >>




Ненаписанное письмо

2012-11-10 19:32:12

Автор: евгений борзенков
Рубрика: ЧТИВО (столбег)
Кем принято: Француский самагонщик
Просмотров: 889
Комментов: 18
Оценка Эксперта: 25°
Оценка читателей: 32°
Когда- нибудь закончится, всё равно закончится, наконец найдутся слова, которые все эти годы сухими горошинами, комом громоздились в горле, где-то у ключиц, глоток свежего воздуха заставит взглянуть на мир по-новому, увидеть, может быть понять, почему. Почему до сих пор не поставлена точка, она пульсирует, эта опухоль, всё время рядом как обман, напоминание, рана старая, саднящая. Я смотрю на тебя и вспыхивает фантомная боль, моя вечная спутница, такой птенец за пазухой, что брошен на произвол, подобран мной; глядя на него щемит в груди слева, да не от тоски - от пустоты. Ты не прочтёшь этого, а прочтёшь, так плевать. Ты красива, но в твоей красоте такое… что-то отпугивающее, слишком яркое, неприступное, затянутое льдом озеро, ни малейшего шанса. Ты дырявишь меня насквозь равнодушным взглядом, и не видишь меня. Таких как ты обезличенных манекенов – море вокруг. Вы бесполезны в своей безупречной красоте, пустой и чистый космос, кажется к вам не липнет грязь, чувства, эмоции, всё то, что наполняет мир запахом реальной жизни. Такие как ты холодны, в глазах вакуум, ни жалости, ни стыда, вечное самолюбование, манекен напротив зеркала... Что сказать на избитую тему, кроме как жонглировать крикливым молчанием, подбирать за тобой крохи рассеянной вежливости, мучительно истолковывать каждый твой звук, жест, пропускать через призму себя, смотреть на тебя сквозь себя. Всё время с тобой вот так; смотришь на чистый лист, рядом где-то ты, кружишь, вьёшься ведьмой, никуда от тебя, остаётся только упереться в тебя лбом, будто в стену, бессильно опустить руки и ждать. Ждать когда попустит. Ты привычная боль, всё равно не найти тех слов, что нужны, всё равно на цепи, чтобы избавиться от тебя приходилось входить в храм, ставить свечу, я глядел на иконы, священник накрывал мне голову епитрахилью и деловито предлагал выложить всё начистоту. Я смотрел на него пристально, в упор, выпрямившись в полный рост посреди службы, прихожане вокруг в испуге замирали и отшатывались в стороны, я молчал, выходил прочь, не проронив ни слова, кружил по городу не запоминая дороги, сгребал в ладони осень, в бреду заталкивал её себе в грудь, в огромную дыру, туда где терялся во тьме весь город с его дерьмом и суетой, осень дымилась во мне пряными, мокрыми листьями, вечный туман, ни капли солнца и слишком, чересчур много тебя в воздухе. Твой танец по этой жизни - это танец змеи, так вышло, что мне легче сказать тебе это сейчас, буквами по белому, чем при встрече, когда я снова проглочу язык, буду чувствовать себя деревянным, роботом, кем угодно, надуюсь словно сыч, думая только о том, что не побрит, недостоин, не достаточно хорош для тебя, смешон, низок и жалок, что на коротких брюках пятно, оно заметно и мой замкнутый, набыченный вид не располагает к общению, но не могу с собой ничего, мельком бросаю на тебя взгляд и вижу, что все мои терзания напрасны – ты смотришь в окно и тебя нет. Ты думаешь о своём, о вечном своём и никогда там нет меня, в твоих мыслях мелькают цифры и сверкающие, слишком материальные образы, что-то конкретное и плотное, нужное для того, чтобы укрыться от холода, выжить, преуспеть, мне кажется, тебе попросту не нужно небо. До неба слишком далеко, не правда ли. Достаточно того, что можно пощупать, меркантильное, зачем же тогда такой взгляд, будто в тебе и в самом деле есть душа, эти искринки, этот затаённый смех, радость, как магнит и обещание - что же это ещё, как не зов в болото. Вблизи от тебя веет холодом, даже странно, зачем тебе одежда, что хранить, ведь в тебе ни капли тепла, всё что есть, - синяя пустота во взгляде, безразличное равнодушие и покой. Вокруг вертится быт, стены, слова, холод, плечи, ты говоришь с кем-то о насущном, твои алые губы на бледном лице, запах женщины, изгиб безжалостно крутого бедра, обтянутого синими джинсами, каблук, движения плавны и полны тобою даже в стремительности, ты сжимаешь в пальцах с каплей чёрного лака на когтях ручку, черкаешь на клочке записку, мобильный, что-то отрывистое в трубку, мимо меня, вдоль меня. Это правильно, на самом деле меня давно нет рядом, да и не было никогда, это фантом, облако разочарования и боли, тупой, как тлеющий костёр, как свинцовое осеннее небо, иногда ты улыбнёшься, но от улыбки только хуже: я знаю, я видел когда ты улыбаешься по-настоящему, когда ты бываешь искренней, а не этот официоз, лёгкая печать прохладной вежливости – это не для меня. Кукла была так похожа на тебя; я сделал её - хоть никогда раньше ничего подобного не приходилось - из цветных лоскутов, из изношенных надежд, клок светлых волос, как у тебя, твоих волос, мне удалось раздобыть, я слепил тебя и это была ты. Всё что нужно, ночь, подняться среди ночи, идти на край, нести тебя - я нашёптывал кукле на ушко твоё имя - нести за пазухой, подальше во мрак, под занавес рассвета, проделать там всё необходимое и назад, до восхода солнца. Я долго, долго смотрел на тебя, часами сидя в тёмном углу пустой квартиры, ты оживала, выплывала из темноты. Ситцевые ресницы подрагивали, углями разгорались зрачки, кривился в привычной, едва уловимой насмешливой ухмылке нарисованный рот, ты двигалась не сходя с места, руки тянулись ко мне, я узнавал тебя, от тебя веяло всё тем же холодом и жаром, да, твой холод рождал во мне неизменный жар, я пёкся, плавился, таял, а холодный пот капал со лба на куклу, на её быстрые пальцы и губы. Маска куклы становилась моей, твой танец моим, я нащупывал нить, что связывала твой придуманный мир с придуманным моим, с моими нервами, порванными как паутина, в её плюшевых жестах я узнавал тебя, твою недоступность, кукла жила, что ни говори. Я использовал её, не иначе, лишь для того, чтобы лишний раз прикоснуться к тебе, пусть даже так, придумано, глупо, безнадёжно… кукла спала со мной, мы пили чай, и когда я не писал это письмо, она была передо мной, я называл её Ф. Да, просто Ф, пусть эта неуклюжая уловка никого не обманет, кто знал эту историю, всё поймут, все газеты трубили, на каждом углу, мне оборвали телефон, искали встречи, но уже было ни к чему. С куклой мы представляли довольно гармоничную пару, хотя другой раз до хрипоты спорили, соседи порой слышали битьё посуды, крики, шум, и после… недвусмысленные звуки примирения, нежность сочилась к ним сквозь стены и томный, монотонный скрип пружин, и длинный стон, для которого преградой лишь смерть, лишь врождённая глухота – да и то не преграда…
Барьер был перейдён, когда я встретил тебя вживую.
Сразу, не раздумывая, пересёк улицу, и, глядя в витрину, наблюдал за тобой, за твоим отражением издалека, из другого мира, смотрел на тебя, с удивлением отдаваясь совершенно новому для себя ощущению: волне ненависти и страха откуда-то из глубины, из стоячего зловонного болота внутри. Как собака, что в мучениях под забором день за днём издыхает от чумки, что никак не может дождаться смерти, зовущая её как освобождение – я клял всё, что породило тебя, каждый твой изгиб, линии тела, свет, исходящий от тебя, запах, ямочку на щеке, плавный всплеск руки, небрежно и рассеяно ласкающей пальчиком локон, заводя за ушко, влажные блестящие губы, твой взгляд, когда рассматриваешь витрину, товары: именно сейчас в нём мелькнуло что-то человеческое, естественное, капля тепла, вот ты настоящая, без этого льда и насмешки. Я ещё не понял, что это перелом, хоть со всех ног уже бежал домой, к своей Ф, которую и другом-то не назвать, а только частью себя, я находил её там же, где оставил – в нашем ложе, забытую на целых двадцать минут, но такую желанную, что ныло в подреберье, потели руки, сводило судорогой мозг. Ф, чем не женское имя, именно так, одной буквой. Эф или Фэ, на любой вкус, так проще убить.
Среди ночи снова на край земли, туда где свёрнутый в калачик дремлет в зародыше следующий, ещё пока слепой день, глухой тропой, скрипя зубами, кусая кисть руки, чтобы не закричать и малодушно закрывая глаза при каждом шорохе - туда я отнёс тебя и убил. Я убил свою Ф, эту плюшевую стерву с сатанинским сатиновым взглядом, с шоколадной кривой улыбкой, твоей… Я выдавил жизнь из Ф, как пасту, как гной из фурункула, совершенно не было нужды потом ножом, летели клочья ваты, ошмётки, или чем там набита кукла, всё-таки кукла, пуговки вместо глаз, бездушный кусок тряпья…
И ползать по хвойному ковру, скулить, слизывая сопли и слёзы со щёк, утираться рукавом, собирать окровавленные куски тряпочной плоти, трепетно качать на руках, выть на рассвет – всё это совершенно незачем, ведь похоронив Ф на перекрёстке лесных дорог, медленно выползающих из сырого и серого тумана, и отслужив над ней последнюю мессу, ту, что должен, что чуть лучше смерти, но хуже чем жизнь – всё равно возвращаться одному. В пустой и постылый дом, где нет Ф, но где снова ты, сука, где от порога в никуда уходят стены и вязкий неподвижный воздух беззвучно чертит крылом огромная моль. С крыльев моли осыпается на пол пыль. Голые стены. Ни звука. Маленький смерч взметнул с пола ворох газет. Они застыли в воздухе словно водоросли, моль лавирует среди газет, летит ко мне. Я встречаю её хлопком ладоней. Ещё одна крошечная смерть. Теперь и вовсе один. Ты не в счет. Тобой пропитано всё здесь. Сползаю по стене, устал, в окно летит первое, что оказалось под рукой и вместе с брызгами стекла вдыхаю немного серого, холодного, мерзкого как слякоть воздуха.


Когда снова увидел тебя, наполненную жизнью, румянцем, со спокойной уверенностью в сияющем арктическом взгляде, я уже знал, что не жить. Все эти ножи и иглы, с которыми погребена Ф, торчат из меня. Из меня медленно сочится кровь, смешивается с первым снегом, остывает, густеет, бурая липкая кровь, та, что я пролил над Ф, на тебя, я отдал тебе свою кровь. Я снова промазал, что ж, так бывает, разбился об тебя, не я первый, не так уж на самом деле страшна эта печаль, одиночество, только зябнут руки, темнеет в глазах, слабеет кисть и ручка, выводя предсмертные каракули, вот-вот выпадет из покрытых инеем восковых пальцев, прокатится по столу и всё так же беззвучно упадёт на грязный пол, подпрыгнет. Я перестану выдувать губами одну за одной бесформенные, бледнеющие буквы, лёжа щекой на столе, я медленно подхожу к, к раю… раю… сейчас погаснет экран и белый ненаписанный лист…


И ты

Тычоблин

2012-11-10 19:51:33


Чуть позже перечитаю ищо раз...

Айка

2012-11-10 19:54:05

давайте обяжем авторов разделять текст на абзацы! ну как читать кирпич, а? аффтар, ты же выкладываешь, чтобы читали? сначала эксперт мучается, потом мы. уфф, у меня голова закружилась - глазами вправо-влево водить, да строчку не потерять ещё!

Айка

2012-11-10 19:57:34

Тычоблин 2012-11-10 20:51:33
да тебе медаль "за отвагу" полагается,ггг

bezbazarov

2012-11-10 21:00:42

для ненаписанного чото дохуя.
а вдруг напишет?
ужос в сокольниках.

Кешастик

2012-11-10 21:38:04

Был у меня один... мммм... адресант. Писал письма мелким почерком на тетрадных листочках в клеточку, иной раз полтетради исписывал. Поэтические такие письма были. Каюсь - ни одного до конца не дочитала.

Тычоблин

2012-11-10 23:11:18


Перечитал. Главгер нездоров.
Погуглил. Я так и думал, што это он, никто так здесь больше не пишет.

Тычоблин

2012-11-10 23:13:08


Айка 2012-11-10 20:57:34

Я согласен. На медаль. Ггг

Тычоблин

2012-11-10 23:17:59


Кешастик 2012-11-10 22:38:04

Если ты ему не отвечала, то это у тя не адресант был.
Это был корреспондент. Сопственный. Ггг

allo

2012-11-11 21:13:07

неразбавленное дозированным драйвом читать тяжело, а уточнят - и вовсе скажут, что драйв нужно делить дозированными тараканами. мне-то сгущённая психология нравится, так что склоняюсь к первому варианту замечания.

allo

2012-11-11 21:13:50

Ставлю оценку: 33

евгений борзенков

2012-11-11 21:29:31

гм гм... рас рас

евгений борзенков

2012-11-11 21:34:57

спасибо всем

ну кирпич, ну и шо? письмо-то ненаписаное

захар белоконь

2012-11-11 23:27:09

Для такого потока информации особый склад мышления необходим. Женя как матерый пятиразрядник кирпичи кладет. Или ложит? Жека, может ты масон?

захар белоконь

2012-11-11 23:27:30

Ставлю оценку: 30

alekc

2012-11-11 23:31:39

Очень хотелось прочитать, но в такой компановке физически не получается.
Если есть нормальная редакция - буду благодарен за линк.

Ром

2012-11-11 23:37:13

ненаписаное письмо - непрочитаное письмо. короче неосилел. афтор, дерзай!

Тычоблин

2012-11-11 23:53:31


евгений борзенков 2012-11-11 22:29:31

Чо?

Тычоблин

2012-11-11 23:55:42


alekc 2012-11-12 00:31:39

aleks дураг пей таблетки

Щас на ресурсе: 298 (0 пользователей, 298 гостей) :
и другие...>>

Современная литература, культура и контркультура, проза, поэзия, критика, видео, аудио.
Все права защищены, при перепечатке и цитировании ссылки на graduss.com обязательны.
Мнение авторов материалов может не совпадать с мнением администрации. А может и совпадать.
Тебе 18-то стукнуло, юное создание? Нет? Иди, иди отсюда, читай "Мурзилку"... Да? Извините. Заходите.