Ну, что я могу сказать. Гений, не гений. Сами судите.
Родился. Рос как все. Бегал туда-сюда, ломал игрушки. Никаких намёков на гения. В семье было не очень ладно, однако это не имеет никакого отношения к вопросу.
Подрос. Отдали в лицей. Там наконец-то образовались зачотные дружбаны, стал не один. Учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. Писали стихи, как положено. Тяжёлые, дидактичные, скучные. А как иначе? Тут я и задумался – нельзя ли иначе? Ведь разные мелкие эпиграммы строчили друг на друга совсем в другом стиле, хотя не считали это стихами. А почему? Почему?
Детство кончилось вместе с лицеем. Чем заняться? Варианты были. Можно в политику, можно в торговлю. Но я как-то запал на стихи. Тем более – Барков бесчинствовал, всем нравилось. Потихоньку, помаленьку. Раз напечатали, два. Иногда – по протекции, а там и пошло. И завертелось.
Стал популярным, продаваемым. Чуть не зазвездился, однако барыш не позволил. Не было его, барыша – чисто на квартплату и поесть. Правда, приняли ко двору, назначили камер-юнкером. Хоть какая, да зарплата.
Потом дружбаны замутили тему – помочь народу. Как будто народ сильно просил. Сходились секретно, обсуждали, читали опять же вольнодумные стихи. А как дошло до дела – мне говорят: – Ты, брат, не обижайся. Не надо тебе с нами на площадь. Твоя судьба – служить России стихами, а стрелять ты всё равно толком не умеешь. Не взяли, короче.
Потом кого-то из них, из друзей, вешали, кого-то отправляли в Сибирь. А я стоял весь в белом, как гавно. И ничего не мог изменить. Какие тут нахуй стихи…
Но надо было работать. Редактировать, издавать, писать. Приходили поэты и прозаики, просили прочитать и замолвить словечко. Читал. Как правило – полную хуйню. Писал уже между делом, когда ехал на извозчике в присутствие.
Наконец однажды осенью устал, сыбалса от всех в Болдино. Там хоть загужбанил в полный рост, гулял по тропинкам и сочинял, сочинял, сочинял…
Кстати, женился. По любви. А с расчётом не очень повезло. Наташа была хорошая, это все признавали. Слишком хорошая.
Ну вот и нашла коса на камень. Слово за слово, было – не было, поутру на Чёрной речке и ниибёт.
Заходили друзья, предлагали вместо меня или стреляться, или извиняться. Да какое там. Я сначала реально психовал, готов был порвать этого мелкого ублюдка… Потом подумал – я-то старше, должен быть умнее. А вдруг пристрелю его? Полбеды – что другие скажут. А сам-то я себе что скажу? Ведь я, именно я недавно писал: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Нееееет, не то чтобы мечтал быть гением. Просто не хотелось, чтобы руки были в чужой крови. Пробовал себя уговаривать – мол, не первый раз, и до меня поэтам или музыкантам приходилось убивать… но вспоминался только Сальери – и то, что от него осталось.
Утром поехали на Мойку, позавтракали. Мне говорили: - Зря ты так. Если пуля в живот, то лучше в пустой. Я отшучивался: - А если в лоб? Тогда уж лучше поесть от души напоследок.
Приехали, разметили. Было страшно, и пистолет очень тяжёлый. Не поднять.
Потом…
Я знал, что будет больно. Очень больно. Но оказалось настолько пиздецки бо…льььь…
Зато подумал – если больно – значит живой, значит не в лоб и не в сердце. Наверное, вытащат. Медицина сейчас огого какая… не 18-й век…
Очнулся на диване. Жарко и больно. Наташа всё время сидела рядом. Неужто и правда – любила? Это хорошо. Заходил Василий, ничего не сказал, хотя явно пытался. А он просто зарыдал и убежал. Я понял – пиздец. Но ещё не поверил. Не совсем поверил.
Пить всё время очень хотелось. И жить тоже. Но больше – пить. А нельзя, не давали. Тогда я попросил этой, как её… уже не помню – то ли морошки, то ли брусники. Не, морошку-то я не любил, она если как варенье – очень сладкая, аж в горле першит. Но мочёная – ничотак. Однако против брусники – не прёт. Брусника очень оттягивает, хоть с бодуна, хоть по жаре. Наверное, хотел брусники, но в мозгах очень путалось, и сказал – морошку. Вроде принесли, вроде поел, не помню.
Потом всё перед глазами померкло в темноту, хотя не было даже сил закрыть их, глаза. Однако успел услышать – будто кто-то сказал: «Гений умер». И успел обрадоваться – если умер, значит и при жизни – был? Гением? Не ради славы, конечно. Просто для самоосознания. Если гений – значит, не злодей. Две… вещи… несовместные…
А больше мне нечего добавить по этому вопросу.