Француский самагонщик :: Глава 1. Какое мне дело...

2010-04-21 09:05:42

Асфальт потемнел, и мелкий дождик прыснул на лобовое стекло, и душа Киреева отчего-то вдруг преисполнилась восторгом, и нога Киреева даванула на педаль газа, но глаза Киреева и мозг Киреева проконтролировали стрелку спидометра, и весь Киреев зафиксировал ее, стрелку спидометра, на отметке сто шестьдесят.
Больше и не надо, рассудил Киреев, душа и так преисполнена, а лишнее – ни к чему. Восторг восторгом, а мера мерой.
Двигатель, что тот фугас, гудит тяжелым басом, шоссе – почти идеально прямое, справа-слева – всё больше лес, только иногда мелькнет табличка, которую читать неохота, и пронесется населенный пункт, за которым все равно ничего не видать, а ощущение – безбрежного среднерусского простора, эйфория, такого нигде никогда не бывает, кроме как на этой трассе – Санкт-Петербург – Москва. И ведь именно Санкт-Петербург – Москва. На пути туда не было такого ощущения, ехал и ехал.
День начался привычно никак: под утро – стояк, стон жены: «Господи, как ты мне надоел, отстань, мне вставать уже», потом толкотня в ванной, опять раздражение: «Я опаздываю, пусти в ванную, наконец!» А Киреев привык чистить зубы под душем, и чтобы никто не мешал. По сорок чистящих движений на каждом из пятнадцати участков челюстного аппарата.
И он не виноват, что сегодня ему надо было выскакивать из дому одновременно с женой. До Твери путь неблизкий, а дела в Твери жизненно важные, опаздывать на встречу нельзя. То есть, как оказалось, можно, но как-то не хотелось.
С женой расстались у подъезда – аж искры брызнули, ехал – нервничал, особенно пока добирался по МКАДу до Ленинградки. Потом тоже нервничал, но уже не так сильно: всё-таки по утрам поток – в Москву, а в противоположную сторону – практически свободно. Ну, вроде бы успевал. Разок только опять нервы всерьез взыграли – когда остановили уже на подступах к Тверской области за превышение. Обошлось штукой, после этого совсем успокоился.
А в самой Твери всё прошло хорошо.
Тверь ведь чем хороша? А тем, что таможня в ней гораздо покладистее, чем в Москве. Затем и нужен тверской партнер. Как было сказано, жизненно нужен.
А чем Тверь нехороша? А тем, что тверской партнер, чтоб ему сгореть, тоже не дурак. И понимает, для чего он нужен. И норовит за свои никчемные услуги содрать с клиента не по-божески.
Только он, Киреев, готов себя числить клиентом лишь до какого-то рубежа. А за этим рубежом само слово «клиент» приобретает оскорбительный оттенок. Это тогда происходит, когда семантика делается – какой? – правильно, жизненно важной. Примиришься со статусом клиента – соси. Хочешь – лапу, хочешь – чешки, но соси.
Короче говоря, сегодня Кирееву пришлось свой дар убеждения использовать. Вообще-то он этого не любил, потому что казалось каким-то неправильным использовать дар – Дар, которого у других в принципе нет. Да и жалко, вдруг иссякнет, ведь кто его знает? Но и выхода другого не нашлось.
Правда, использовал помалу. Однако сработало.
В результате: единоличный владелец тверской, чтоб она была здорова, фирмы, наконец-то принял Киреева лично. Да со всем гостеприимством. Оказался владелец явным индусом, даже поговорили-посмеялись об одном московском индийском банке со смешной аббревиатурой. Продегустировали образцы. Их, правда, не индус выставил, а Киреев с собой привез, но это для пользы дела. Хорошо продегустировали, от души. Холуй индуса, до того Киреева третировавший полтора месяца, аж рот открыл. А Киреев и его великодушно пригласил продегустировать – ну, самые простые из образцов, ибо пусть место знает.
С индусом выпили кофе, немножко поговорили, по рукам ударили, тут же контракт и подписали. Очень хороший контракт.
Киреев устал, потому от совместного ланча отказался. Ну его, этого индуса вместе с холуем. А индус, вроде, и не обиделся. Действительно, дела-дела, до Москвы путь опять же неблизкий.
И всё, кажется, хорошо, и простор незримый, и дождик уместен, и скорость, и мотор поет, и душа преисполняется… и т.д.
«Тяжелым басом гремит фугас, – мычал себе под нос Киреев, держа всё те же сто шестьдесят. – Взметнулся фонтан огня. Какое мне дело до всех до вас, какое мне дело...»
Показался далеко впереди и стремительно приблизился вплотную мусоровоз, Киреев изящно обогнул его по встречке, нырнул на свою полосу. Мелькнула очередная нечитаемая табличка, сразу вслед за ней на обочину выскочил и повелительно махнул полосатым жезлом мент.
Киреев оборвал пение, выругался, затормозил. Останавливаться с визгом резины он не стал – унизительно. В итоге проехал лишних сто пятьдесят метров. Посмотрел в зеркало – мент шел к нему подчеркнуто неторопливо. Киреев еще раз выругался, скрипнул зубами и, снова ощущая себя клиентом, дал задний ход.
Поравнялись с ментом.
– Сержант Пилипенко, седьмой отдельный батальон ДПС, – скороговоркой представился тот, принимая из рук Киреева документы.
Киреев зачем-то выбрался из машины, встал рядом, поежился под дождиком.
– За что остановили вас, знаете? – спросил сержант, изучая документы.
– Превысил, – ответил Киреев с вопросительной интонацией.
– Да целый букет у вас, – неприязненно сообщил сержант. – И выезд на встречную…
Нарушитель понурился.
– …И скорость сто семьдесят…
– Сто шестьдесят держал! – вскинулся Киреев.
Мимо них, воняя выхлопом, проехал мусоровоз.
– …Да еще в населенном пункте…
Киреев огляделся. Кругом был лес.
– А где тут населенный пункт? – подавленно спросил Киреев.
– Дорожные знаки надо замечать. Для вас поставлены, – сказал Пилипенко. Он втянул воздух носом и добавил. – О, а взаправду, кажись, букет. Давайте-ка, Сергей Васильевич, в машину!
И двинулся в ту сторону, откуда пришел.
Из-за поворота – Киреев не заметил его, распевая про фугас, – выдвинулись бело-голубые «Жигули».
– Я сейчас, – крикнул Киреев в спину менту. – Только машину закрою.
Спина не отреагировала.
Киреев сгреб с заднего сиденья рабочий портфель, водительскую барсетку с бумажником внутри, захлопнул двери, нажал на кнопку пультика и потрусил вслед за сержантом.
«Жигулей» уже не было видно. Киреев добежал до поворота, свернул. Милицейская «шестерка» стояла с призывно открытой правой передней дверью. За заднем сиденьи застыл очевидный Пилипенко, с водительского приглашающе помахивал рукой какой-то белобрысый.
Киреев нырнул в машину, отёр мокрое лицо, посмотрел на белобрысого.
– Лейтенант Потылицын, седьмой отдельный батальон ДПС, – заученно проговорил тот. – О-о! А запашок-то… Выпивали, Сергей Васильевич?
Господи, соображал Киреев, сколько я там глотнул-то, пока дегустировали? Да практически нисколько, почти всё выплевывал, как положено. Ну, вчера пиво пил, это да. Блин, плюс…
– Я уж не говорю, – продолжил лейтенант, – что скорость превысили на целых на сто десять, и на встречку… Это лишение, однозначно, восемнадцать месяцев.
– Виноват, – с трудом произнес Киреев. – А давайте… давайте на месте… по всей строгости… а?
– Витёк, – сказал Потылицын, – на трассе у нас как обстановочка?
– Понял, – откликнулся сержант, открывая дверь. – Пошел мокнуть.
– Не сахарный, – ухмыльнулся белобрысый.
Остались вдвоем. Дождь усиливался.
– Ну, Сергей Васильевич, как решать будем? – осведомился лейтенант.
Деньги с собой были. Не любил Киреев, чтобы денег с собой не было. Но и отдавать не хотелось.
– Штуки хватит? – спросил он.
Потылицын засмеялся.
– Это вы, Сергей Васильевич, у себя в Москве или хотя бы в области Московской предлагайте. Издеваетесь, что ли? Ладно, будем протокол писать.
Он вытащил из планшета бланки.
– Пять, – выдавил Киреев.
– Вы, Сергей Васильевич, кем работаете?
– Директором, – буркнул Киреев.
– Вот я и гляжу. – Лейтенант всем телом повернулся к нему, пристально посмотрел в глаза. – Взрослый человек, а ведете себя, как торгаш на базаре. Тридцатка тут самый минимум, а вообще ничего не надо, всё, оформляю.
Он занес над бланком ручку.
Киреев решился, и в этот момент в салон ввалился сержант Пилипенко.
– Паша, – проникновенно сказал он, – ну холодно там и мокро! Сколько стоять-то без толку? У тебя-то тут чего, упирается клиент, что ли?
И тогда Киреева пробило, и он вспомнил, как удачно всё срослось в Твери, как он перестал чувствовать себя «клиентом», как ехал, мыча «какое мне дело до всех до вас». И про жену вспомнил, которая отказала поутру. И решился.
Он вытащил из барсетки бумажник, а из бумажника все деньги, какие в нем лежали. Тридцатки там, кажется, не было, но это уже не имело значения.
Он положил деньги на торпеду.
Сержант хмыкнул, а лейтенант принялся пересчитывать.
– А не хватает тут… – начал он, но Киреев вытащил из бумажника кредитку «Альфа-банка», сунул ее Потылицыну под нос и брякнул первое, что пришло в голову:
– Служба собственной безопасности, полковник Киреев.
Довольно неразборчиво брякнул, и лейтенант тут же понизил его в звании:
– Здравия желаю, товарищ подполковник.
Подполковник так подполковник, решил Киреев. Главное – Дар работает.
– Сержант, – небрежно бросил он, пряча кредитку обратно, – погуляй-ка.
Пилипенко опять выбрался под дождь.
Потылицын сидел ни жив, ни мертв. Деньги Киреева заняли прежнее место на торпеде.
– Что, лейтенант, – участливо спросил Киреев, – много насшибал-то? Молчишь… Ну, молчи-молчи…
Он полез во внутренний карман, вытащил телефон, начал тыкать пальцем в клавиши.
– Товарищ подполковник, – проговорил лейтенант. – Может, не надо?
Киреев приостановил набор.
– Ты, Потылицын, – сказал он, – взрослый же человек. Вроде как. Что значит «не надо»? – И повторил после короткой паузы. – Много насшибал-то?
– Так мы, товарищ подпол…
– А вот не надо этого «мы», – веско сказал Киреев. – Сержант твой вон под дождем мокнет. А тут – ты, лейтенант.
Белобрысый гулко сглотнул слюну.
– Решим вопрос? – пробормотал он.
– Решай, – пожал плечами Киреев.
Потылицын извлек из-под сиденья плотный пакет, положил его на торпеду.
– Вот, – сказал он.
Странная мысль пришла Кирееву в голову: сейчас, подумал он, я возьму в руки этот пакет, а лейтенант тоже достанет какое-нибудь удостоверение… ну то есть он-то достанет настоящую корку… типа ФСБ или что-то в этом роде… проверяющий над проверяющими… Тьфу, оборвал он себя, что за бред? У меня же – Дар!
– Документы отдай, – произнес Киреев. – И имей в виду: сегодня рейд у нас. Не борзей. Всё, я поехал.
– Счастливого пути, – убито пожелал Потылицын.
Киреев держал теперь сто десять, а в населенных пунктах сбрасывал до восьмидесяти. Куража поубавилось, он чувствовал усталость, но… приятную. Да, приятную. Такую, при которой знаешь: устал не зря, и при случае готов сделать что-нибудь еще.
Ведь дар… нет, Дар… он работает, и будет работать дальше. Пакет в бардачке – тому подтверждение. Только тратить этот Дар сегодня на ментов неохота.
Лучше для жены приберечь. Под утро.
«Какое мне дело до всех до вас, – замычал он себе под нос, – а вам до меня».