В общем и целом тебе тут все рады. Но только веди себя более-менее прилично! Хочешь быть ПАДОНКАМ — да ради бога. Только не будь подонком.
Ну, и пидарасом не будь.
И соблюдай нижеизложенное. Как заповеди соблюдай.
КОДЕКС
Набрав в адресной строке браузера graduss.com, ты попал на литературный интернет-ресурс ГРАДУСС, расположенный на территории контркультуры. ДЕКЛАРАЦИЯ
Главная Регистрация Свеженалитое Лента комментов  Рюмочная  Клуб анонимных ФАК

Залогинься!

Логин:

Пароль:

Вздрогнем!

Третьим будешь?
Регистрируйся!

Слушай сюда!

poetmarat
Ира - слитонах. По той же причине.

Француский самагонщик
2024-02-29 17:09:31

poetmarat
Шкуры - слитонах. За неуместностью.

Француский самагонщик
2024-02-23 13:27:28

Любопытный? >>




Прощай(продолжение)

2010-07-29 22:59:35

Автор: Маниш
Рубрика: ЧТИВО (строчка)
Кем принято: Француский самагонщик
Просмотров: 1009
Комментов: 8
Оценка Эксперта: 35°
Оценка читателей: N/A°
Он еще не понял несуразности своего вида - ночной плен не отпустил. Асечка садится за стол, закуривает сигарету.
Илья огромным глотком отправляет остатки бутерброда в себя, хмурится и кряхтит.
- Вась, надо что-то делать - херня какая-то получается, - Илья заливает кусок застрявшего в горле хлеба асечкиной водой, давится и кашляет.
- Да. Надо. Только что? Кто – виноват – что – делать – быть - или – не – быть, - Асечка бормочет последнюю фразу мантрой, лишенной смысла и интонации.
- Ты сойдешь с ума в своей крепости… Машка, машинку стиральную включи, ссаки эти постирай и штаны ему принеси. Я, конечно, всякое видел, но здесь не нудистский пляж.
Асечка, плохо понимая, что говорит Илья, обращается к Машке:
- У вас красивое имя — Мария, - и добавляет: - А давайте выпьем, у нас такая хорошая компания, оставайтесь у меня жить, Илюха, братан, оставайся!
- Нет, уж лучше вы к нам. На Колыму.
- Не понял, ты переехал?
- Вась, у нас тоже зоны стоят, это я шучу так. А если серьезно - поехали с нами. Горы, кони, я на конюшне калхетинца держу. К людям тебе надо.
- Да ты забогател?
- Нет, в наших краях это обычное дело. Зерна завози, морковки пару мешков, да конюху сотку баксов в месяц - все расходы. Это не Москва.



Эти бессмысленные полоски… Они не хотят реагировать на неё. Ежемесячный ритуал. Одно- единственное желание: «А вдруг это брак?» Но организм, словно часы, доказывает обратное, ровно на двадцать восьмой день цикла. «Это ты, Лена, брак…»
Юра совсем не переживает, его все устраивает. Он занят. Занят исками, судами, митингами. Юра помогает людям добиться правды и справедливости, а Лена организует мир вокруг. Он такой рассеянный, он слишком много работает.«Вон бабушка на крыльце магазина руку вывихнула на гололеде - он за три месяца доказал, что ей должны оплатить больничный». В прошлом месяце они две недели собирали подписи горожан, чтобы установить памятник основателю города. Был такой промышленник Хлудов – паровую машину из Англии привез. Местная знать не допустила, вероятно, каждый, от мэра до крупного продавца «ножек Буша», считал это посягательством на его личный памятник в этом провинциальном городе. Юра занят. Он придумывает иски к налоговой и администрации. «Я нарабатываю судебную практику, поэтому работаю бесплатно». А еще наш Юра студент-заочник… уже девятый год. И Лена обеспокоена получением диплома. «Нужно доучить юриста»,
Дети в колясках действуют на неё, словно магнит. Хочется каждого взять на руки или засунуть в крошечную ладошку палец. «Привет, малыш, как тебя зовут?» И очень хочется такого малыша себе… Но… Откуда появилось это «но»? Врачи в один голос утверждают, что все в порядке. У Юры растет где-то дочь или сын. Или сын и дочь? Он никогда о них не говорит, но Лена помнит - кто-то есть. Значит, проблема в ней. А может, и не в ней… Странная старуха, к которой она ездила, говорила загадками.
Домик- пятистенка на окраине деревни. Проезда нет, нужно двести метров идти пешком через поле. Изгнившая калитка висит ромбом на ржавых петлях, дорожка к крыльцу в куриных кляксах, грязные чугунки соседствуют с трехлитровыми банками с молоком и простоквашей, марля вместо крышек. Беспородная собака приоткрыла один глаз, зевнула, но голову с лап так и не подняла и продолжила спать дальше. «Сюда не зарастет народная тропа – к чему на каждого силы тратить?» Возможно, собака была в курсе, что её святую миссию исполняет невестка старицы. Именно она забрала деньги и засунув их в карман засаленного ситцевого халата, позвала ведунью. У Лены сжалось сердце: бабулька оказалась затравленной маленькой и сухонькой по сравнению со своей родственницей. Лена, как ей наказали, привезла литровую банку с водой. Старуха непропорционально большими руками с искривленными суставами, въевшимися под кожу черными полосками земли поставила банку перед деревянный оклад с иконой Божией матери, долго читала молитвы, а потом как-то быстро сказала:
- Ты, детка, ребенка уже имеешь, зачем ко мне пришла?
Помолчав, добавила:
- Розни между твоим родом и мужа не вижу. Спора нет. Но в семье, дочка, один из вас ребенок, вот малыш и не приходит.
Лена пыталась поймать взгляд старицы, но внимательно посмотрев в слезящиеся глаза, устремленные в пустоту, поняла, что та слепа.
- А как вы видите в воде, бабушка?
- Тебе все сказали, она все видит, время вышло - очередь во дворе. Банку свою не забудь: попей, углы побрызгай, в суп можешь добавить, ну или еще куда, и давай, двигай. У нас рабочий день. – Менеджерша в грязном халате стояла за спиной и была готова к бою.
С Юрой они познакомились в Областном суде. Лена забежала навестить подружку помощника судьи, но заседание задерживалось, и она скромно села под дверью секретаря суда. Но не дождалась в тот день. Её пригласили понятой в местный туалет. Там забаррикадировался правозащитник и громко требовал свободы посещения туалета. Составили протокол, и ей пришлось участвовать свидетелем в двух судебных заседаниях. Первое - по иску государства к желающему справить нужду в местах служебного пользования. Второй — по иску о защите чести и достоинства и нарушении гражданских прав.
«Я обязан доказать им, что рядовые граждане должны иметь право посещать туалет, этот суд, как место унижения личности». Юра написал две статьи в местные газеты, дал интервью и, с гордостью сообщив, что приглашен к самому Гордону в программу «шок», уехал на съемки. «Лена, пойми, это политический пиар, обо мне узнают и денег платить не нужно».
А потом она втянулась сама в эту бесконечную борьбу, не заметив момента собственного превращения в Санчо Пансо.



В Илье боролись два чувства. Жалость и разочарование. Сколько лет он гордился, что у него есть друг-герой и авантюрист Васька! Был. Этот длинный, худой, с серым испитым лицом нудист был не Васька. Трудно представить в шаркающей тапками по паркету тени весельчака и триумфатора.
- Вась, а катер остался? Помнишь, Пироговское на уши ставили? Название ещё такое смешное по борту — «Асечка». Я мужикам тогда проспорил ящик коньяка. Уверенный, что ты в честь Дульсинеи очередной назвал.
- Стоит. На Ленинградке, в салоне. С зимы. Ждет покупателя. Это Леночкина мечта была, я, как ты помнишь, не любитель.
- Как же, а кто на Днепре танк затонувший искал? А с кем мне ногу на водных лыжах чуть не оторвало по пьянке? Я полгода от носков до трусов в гипсе скакал, чуть должность не потерял. - Илья листал по памяти истории и обстоятельства, силясь поймать и сопоставить намек на произошедшее, но тот, другой Васька и слово «уныние» были несопоставимы. Нынешний дрожащей рукой выливал остатки из бутылки в стакан… И больше смахивал на обесточенный фонарный столб, о который можно в темноте разбить лоб, чем на светило их компании.
- Как это танк? - в разговоре несмело прорезался голос Машки - она вернулась с футболкой и шортами для Асечки. И тот, смутившись, наконец, прикрылся ими, словно красным лопухом, ушел в ванную. – Ну, Илья, ну расскажи про танк.
-Что разнукалась, танк и танк. Немецкий. На Соловьевой переправе. У Ленки его, покойной, дед на этой переправе в первые дни войны с «Катюши» воздушную оборону держал, да так без вести и пропал, тыщ сто полегло за коридорчик этот, пока Смоленск не сдали. Васька старожила нашел. Лесник. Войну помнил хорошо. Рассказывал как Днепр красный от крови, по берегам трупы выбрасывал. Мы за этим трофеем немецким два года собирались, как в экспедицию. Ныряли , прутьями железными тыкали в песок, пока не нашли… Отмечали местным самогоном находку. Васька хотел в школьный двор его поставить, на память, так сказать. «А то дети растут без корней». Вот он этот корень и мечтал вытащить. Чтобы помнили. Жаль, самогона было много. Ведро оприходовали и не поняли. Под сало деревенское. А потом герои в нас ожили. Лыжники-атлеты. И погнали мы с Васькой – он катер оседлал, а я на лыжи встал. Мужики на берегу улюлюкают, девицы шляпами машут. На повороте я решил фигуру нарисовать - нога вслед за волной уехала, потом волною же и свернулась… Так что я тоже кровь пролил на Соловьевой переправе… по дури… Вот он со мной носился, как с ребенком. Назад в джип уложил и, как коробку с хрусталем, до Москвы вез. Пьяный в дым. На первом посту гаишника купил, рядом посадил. И до СКЛИФа без остановок, в одних плавках. Четыреста верст за три часа. А к утру мне уже ногу пришили и в палату министерскую определили.
Из ванной вернулся Асечка, пытаясь потуже затянуть шнурок на огромных шортах, футболка повисла алым парусом, словно на мачте при полном штиле.
- От те бля. Спартак - чемпион. Вы, дядя, за Освенцим играете или за Дахау? Это ж сколько с тебя жизнь веса спилила? Пуда три – не меньше. Вам, вьюноша, теперь на Лубянке одежду покупать нужно - в Детском мире.
- Детский мир закрыли. На реконструкцию. Еще при Лене, мы туда коляску ездили покупать, но там закрыто было. Говорят, нельзя заранее, а мы прямо из консультации поехали, на радостях. Асечка, вспомнив что-то важное, нахмурился, словно пара спущенных красных флагов на древках, прошествовал в сторону гардеробной комнаты и выкатил коляску.
- Маша, у вас есть дети? Будут когда-нибудь… Заберите, здесь приданное на двойню…




- У вас какая беременность? - врач заполняла карту и задавала вопросы автоматически. Она не видела, как Лена вытирает слезящиеся глаза уголком белых трусов. Стоит у кресла-раскоряки – голая от пояса, с трусами в руках и плачет от счастья.
- Первая…
- Аборты были?
- Нет…
- Чем предохранялись? Спираль, гормонально?
- Ничем…
- УЗИ, анализы, и приходите на учет становиться…

- Мамаша, у вас еще дети есть? - врач вымеряет на экране монитора какие-то цифры(?) и диктует медсестре.
- Нет…
- Ну, значит, сразу отстреляешься. Вон головастики плавают. Вот вам фото для папы. А через пару месяцев придешь, посмотрим - есть там колокольчики или нет, хотя некоторые до самого рождения жопой к монитору поворачиваются.
Папа стоит под дверью кабинета, он уже пару раз заглядывал, но его не пустили. Вокруг раздувшиеся женщины-инкубаторы, и он с трудом представляет, что Лена превратится в такую же фабрику по вынашиванию…
Она не превратится. Никогда. Успеет округлиться грудь и под ней вырастит аппетитный животик, слишком красивый, чтобы его называть фабрикой. Этот животик будут выгуливать в филармонию и читать вслух детские сказки.
- Асечка, мы хотим про Волка…
- Лена, ну что ты как ребенок…
- Асечка, мы хотим, чтобы Шапка Красная и нам пирожков с маслицем принесла…
— Лена, не впадай в детство – ты солидная дама.
Она не понимает, как смогла превратиться в изнеженного ребенка, растаять, раствориться в счастье и всецело положиться на него. Он такой сильный… можно расслабиться…




Машка деловито заглядывает в коляску:
- А что, и вправду можно забрать? — И начинает перебирать детские кофточки, шапочки .- Какие красивые, у нас такое не продают.
Илья раздраженно её одергивает:
- Поигралась, детка! Поставь на место. Мы едем в гости, на Мосфильм. У меня друг там, из Безопасности. Васька, собирайся, с нами поедешь.
Асечка снова уходит в гардеробную и возвращается в костюме, клоунски съезжающем с плечей, протягивает Илье ключи от машины:
- За руль сядешь, я пил сегодня, вдруг таксовать придется, а права заберут.
Они спускаются в подземный паркинг.
- Вась, ты на этом таксовать собрался? - Илья останавливается, засунув руки в карманы широких брюк.
- Это бентли? - Машка бережно проводит наманикюренным пальчиком по дверце. – Первый раз вижу настоящую бентли.
- Ну вот, не все так плохо, как я погляжу, можно денег на жизнь нацедить, если постараться, а, Вась? - Илья облегченно вздыхает. Словно решил какой-то значимый для себя вопрос.
- Левая. Все, с чего можно было нацедить – давно сцежено. Этой машине цена на разборке пятнадцать косарей, номера дороже стоят, вот и стоит.
- Как это пятнадцать? Она же дорогая, у нас сын президента на такой ездит, даже цвет такой… «терракота», кажется, называется. .
- Машка, сядь сзади и молчи, вопросы задавать научилась? –Илья пытается втиснуться в водительское кресло, но застревает животом. - Васька, спасай, я не местный, погну чего и на разборку не примут…

Третье транспортное кольцо, Асечка смотрит в окно: Москва-Сити уже подперла небо над городом. Философ не прав. Время существует. Оно осязаемо. Эта стройка – циферблат куска его жизни. Утро-день-вечер-ночь. Когда он триумфально ввозил Лену этой дорогой из провинции, Сити представляла собой подземную часть муравейника в месте закладки яиц. И было утро… Сейчас глубокая полночь. Эти часы сделали круг. И остановились. Все-таки философ прав. Время – это движение. Он потерял время, нужно искать другие часы, вешать на них новые стрелки и двигать жизнь… но как?




Лена просыпается от страшного удушья, открывает глаза и вдыхает полной грудью. Воздух легко проникает в легкие. Какой странный сон… Ей снилось, что она актер. Мужчина- актер. Исполняет роль солдата, который на повозке едет по шаткому мосту через бурлящую реку и, играя на гармошке, громко поет. С берега стреляют и смертельно ранят в грудь. Нужно исполнить роль умирающего певца… Повозка преодолевает мост, актер сползает на берег, прислоняется к валуну и, широко растянув меха, на последнем выдохе выталкивает из себя заключительные звуки… Какой странный сон… Когда играешь чью-то смерть совсем не страшно…
Асечка спит рядом. Он приезжает из Москвы, словно по графику: пятница-суббота-воскресенье. Уже полгода. Долгих полгода он убеждает её все бросить и уехать с ним в Москву. Но бросить все - равносильно спрыгнуть на ходу с идущего поезда. Невозможно. Люди… Они идут вереницей каждый день. Со своими проблемами и бедами. Это смысл жизни. Юра живет в новой семье, практикантка победоносно покинула офис и гуляет с коляской в парке. А Лена по-прежнему, организует юристов, коммунистов и депутатские запросы. Общественно-деловой центр не женился, не родил. Он нуждается в ней…
А Асечка устал ездить и ждать. И поступает так, как привык: у центра по его тихой просьбе заканчивается срок аренды и его не продляют. Здание выставляют на торги. Начинается проверка финансовой деятельности, арестовывают счета…
- Лена, ты борешься с ветряными мельницами, жизнь проходит мимо…
- Ты не понимаешь, это и есть жизнь… - она не сдается, отбивая натиск неизвестного врага.
Последнюю услугу в этой тайной экспансии оказал прокурор. Его вывезли на охоту и приватно попросили организовать жути для строптивицы.
- Василий Иванович, если это любовь… как не помочь, - прокурор по- отечески проникся делами сердечными – вот москвичи любить умеют, денег не жалеют…
Асечка явился к ней спасителем. Закрыл уголовное дело. «Наигралась в политику? Девочка моя, я положу мир к твоим ногам, поехали… прошу…»

Она направлялась в новую жизнь с тяжелым, но больным любовью сердцем. Асечка всю дорогу держал её ладонь в своей… Его девочка...

Дверь в новую спальню была полуоткрыта. Лена взялась за медную круглую ручку и, уже готовая распахнуть настежь, увидела паутину, соединяющую её с косяком.
- Асечка, смотри! Какая красивая, переливается золотом, - она замерла перед неожиданным препятствием в комнату, не решаясь порвать геометрически высчитанный рисунок из тончайшего волокна.
- Это не золото, это ракурс такой, я сплел сеть, любовь моя. - Он подошел сзади и подхватил на руки. - Ты только моя, моя собственность, и я ни с кем не собираюсь тебя делить…
- Мне страшно, – она деланно изобразила испуг, - ты выпьешь из меня все соки, как из мухи? Паучище!
Еще несколько месяцев её телефон разрывался. Звонили какие-то умалишенные старухи с просьбами, народ искал правды, и Лена по инерции продолжала помогать словом, советом. Печатала иски, отправляла факсы. Асечка ревновал её к кричащему о помощи черному прямоугольнику. Ему казалось, что она больше живет с этими нелепыми, ничего не понимающими в жизни людьми, чем с ним. Методично сбрасывал эти звонки и удалял номера звонивших, Когда её не было рядом, брал трубку и, объясняя, уверял, что номер поменялся. Стирал её мир, словно эскиз,нарисованный карандашом, меняя контуры и смысл…

«Мы существуем в государстве, где деньги идут впереди закона, а личные связи гораздо важнее денег. Лена, имели мы и закон при личных контактах…»
«Ты говоришь о существах, а не о людях. Я не могу назвать людьми тех, у кого нет совести…»
«Совести давно подобрали синоним - понятия… И вообще! Ты меня любишь? Это внешние события, и я не хочу впускать их в нашу жизнь. Давай не будем ссориться из-за пустяков»…

Асечка был уверен, что детей она убила своими истериками и больной совестью…
- Как, как ты можешь, она же моя подруга?! - это был первый громкий звук, изданный ею за два года жизни, она никогда не повышала голоса.
- Лена, она не твоя подруга, а жена моего компаньона, только и всего. И не компаньона даже, а человека, с которым мы делали деньги.
- Но они приезжали к нам домой в гости, мы пекли с ней хлеб…
- Это должно было остановить поглощение его компании? Горбушка хлеба стоит увеличения капитализации на семьдесят процентов?
- Я не понимаю в цифрах, Асечка, я не экономист, но они очень хорошие люди, порядочные и открытые.
- Лена в бизнесе слово «хороший» синоним слову «лох». Я прошу тебя - не впускай внешние события в нашу жизнь, ведь я все делаю для тебя, для нас…
- Но она вчера звонила и обвиняла меня! Ты понимаешь? Она обвиняла меня в том, что мы с тобой их обворовали! Ты должен все переиграть… изменить…
- Лена, девочка моя неразумная – я никому ничего не должен. А кому должен - всем прощаю… Посмотри на этих… из ящика… У них есть совесть? А ты знаешь, сколько они стоят? Ярды… и их жены не закатывают истерику, если по инициативе мужей в соседней стране началась маленькая война. Милая, я прошу тебя - не впускай внешние события в нашу жизнь…

Она молчала уже вторую неделю. Где-то купила поющую чашу из Тибета и целыми днями водила вокруг неё деревянным пестиком, извлекая страшные звуки.
- Кукла моя неугомонная, что на этот раз? - Асечка пытался скрыть легкое раздражение. – Может, лучше Моцарта им поставить?
- Реквием?
- Лена, что ты говоришь? Лена, прекрати! Лена… Лена… Лена…- он целует её в соленые глаза, горячий лоб.
Она смотрит пристально, не мигая, словно пытается забраться в душу и устроить там военные действия
- Я гармонизирую мир… твой мир… ты не должен… не имеешь права… те, в телевизоре, заложники лубочной миссии, а не Мессии… это не совесть нации, а её разврат, да, и о какой нации мы говорим?…
- Лена, ты вся горишь! Ты простыла? Может врача?

Дети умирали по очереди. Вначале - малыш с колокольчиками между ног. Экран монитора бесстрастно показал, как он замер с остановившимся сердцем рядом с активной сестрой… Двадцать вторая неделя… Оставшиеся Восемьсот Пятьдесят Граммов продолжения рода Асечки и мечты всей жизни Лены боролись в барокамере за право существовать напрасно - девочка умерла на четвертые сутки после кесарева. Природа взяла свое обратно…
Есть люди, недостойные продолжения рода, есть проклятые, есть те, что отказываются выпускать на свет себе подобных. Лена относилась к последним… Через месяц после больницы страшная тема была закрыта. Она сбросила детей и успокоилась. Читала книги, запиралась в комнате, неделями находила повод не появляться на улице. Отказывалась принимать гостей.
- Я не могу общаться с людьми из страха, что ты можешь их предать. Не обижайся. Я все так же люблю тебя, но…
Это страшное «но» превратило дом в склеп. Она отказывалась понимать, что его друзья имеют любовниц и ходят с ними в гости, живут с женщинами, которых не любят.
- Лена, но ты сама жила столько лет и не выглядела при этом грешницей!
- Мы жили одной идеей — помогать людям. И о любви не договаривались…
- Лена, но там всех все устраивает. Ей пятьдесят, ему тридцать два. У неё есть деньги, у него молодость. Все честно. Пойми!
— Через пару лет у него будут деньги и молодость, а она станет клиенткой психиатра и юриста, только будет поздно. Асечка, милый, избавь меня, пока я не сорвалась и не открыла ей глаза.
- Лена, этого делать нельзя. Он мой друг и четыре года терпит, пока она построит ему бизнес…
- Пожалуйста, не приводи их в наш дом…
Асечке казалось, что она начала борьбу за какую-то известную ей одной экологию души, но он по- прежнему не спорил, пытался понять, разбавить её одиночество… Не успел.
Ей стал сниться один и тот же навязчивый сон, проснувшись, она усаживалась на кровати и долго смотрела в одну точку.
- Лена, опять?
- Да. Еду на телеге, по мосту, через горный поток и играю на гармошке. И я игрушка. Солдатик в жарком ватном тулупе. И снова стреляют. И снова я задыхаюсь… Но пою до конца, до последнего выдоха из пластмассовой груди. Асечка, а ведь умирать совсем не страшно. На выдохе…
- Глупая… - он наваливается сверху, удерживаясь на локтях, нависает широкоплечей скалой. – Моя игрушка, только не пластмассовая, а совсем-совсем теплая, родная и любимая… сделай вдох. Дыши мной.
- Я задыхаюсь…




- Василий Иванович!
- Васька, просыпайся. Приехали!
Асечка открыл глаза и удивленно начал разглядывать черноволосую девушку. Он не поймет спросонья, где находится. Почему-то сидит на заднем сиденье машины, девушка стоит на тротуаре, приоткрыла дверцу с его стороны, наклонилась:
-Василий Иванович!
Он где- то её видел, знакомое лицо. Но не может, не в силах вспомнить.

-Васька, приехали! - голова водителя повернута к нему.

К Асечке медленно возвращается память. Словно внутривенно, по кубику в минуту. Он знает эту парочку, он их видел. Но где? Почему он в машине? Причем здесь Москва-Сити и муравьи? Фантастика - они только что ехали внутри муравейника, по лабиринту… Нет, это был тоннель под Кутузовским… А куда они ехали? Илья? Но он живет в Адыгее, как оказался в Москве? Они встретились в муравейнике? Эта девушка катала коляску с муравьиными яйцами по его квартире. Он собирался на футбол, но бутсы и носки не нашлись… непорядок… он не пошел играть в футбол, потому что на нем были комнатные тапки… как можно играть в футбол в тапках? Асечке представился удар по мячу незащищенными пальцами ноги, почувствовал настоящую боль. Внутривенная система памяти уложилась последней каплей. Вспомнил… Это Илья. Это Мария, его девушка. Они приехали вчера к нему домой. Пили коньяк. Утром был омлет. Желтым пятном на черной тарелке. Мокрая постель. Надо что-то с этим делать… Надо что-то делать. Что? Нужно срочно отремонтировать часы и запустить время. Для жизни необходимо испытывать его движение, стать циферблатом, чтобы расти, и подпереть небо над городом . Это Мосфильм, он все вспомнил. Здесь снимают кино…

- Васька! Проснулся, наконец. Ну ты и спишь! Пробки, мать их! Мы на набережной час простояли. Козлов этих в Лужники везли. Перекрыли в обе стороны. Они что, на ослах из Кремля выезжают? Я за такое время всю Адыгею на ишаке успеваю проскакать. Если бы кто в роддом ехал, уже разродиться успел… Выходи, на экскурсию идем.
Асечка выбрался из машины, сощурился от солнца.
- Ребят, а давайте я пока кофе выпью, голова дурная, а вы погуляйте. Что-то совсем сил нет, здесь бродить. Илья, смотри, даму береги, красота, она в цене – уведут. Девушка недаром получила сертификат.

Асечка разглядывал её в свете дня, будто видел впервые. Картинка… лицо с обложки… Холодная цветная фотография. Можно вложить ей в руку тюбик с зубной пастой или кредитку известного банка и развесить по Москве, главное, чтобы улыбалась. У неё очень красивые зубы, чесночинки. Линия декольте играет легкой волной, хочется потрогать и по-пацански спросить:
– Свои такие?
Рядом стоял Илья. И портил сюжет животом и мокрой от пота рубашкой, превращая его в демотиватор. Асечка закрыл один глаз, пытаясь удалить Илью из поля зрения, но ничего не изменилось. Тогда он медленно стал выворачивать голову в сторону, и Илья пропал.
- Вась, ты что ржешь? - Илья не понял его движений, шагнул навстречу - загородил собой картинку.
- Я? Нет. Это солнце. Я давно его не видел. Светит, сволочь, ничего с ним не происходит. Красота спасет мир. Ага.
Подошел мужчина в форме охранника, и они отправились в сторону павильонов. Асечка узрел прилепившийся сбоку барчик и, предвкушая живительный глоток водки или виски, поменял траекторию движения, резко закосив ногами в сторону вывески.
- Вась, стоять! Ты куда? - Илья дернулся в его сторону.
- Куда-куда… Кофе пойду выпью. Вас подожду. Идите.
- Не напейся только, пока мы тут путешествовать будем.
- Да не переживай, Илюх, у нас сухой закон. – Охранник поспешил успокоить.
Бар приветствовал Асечку тремя тонконогими столами, жалким набором для голодных и отсутствием лекарства от похмельного тремора. На одном из приболевших неустойчивостью стульев, с трудом сохраняя равновесие, словно на шагаловских полотнах, сидела маленькая женщина и пила чай из пластикового стаканчика.
- Добрый день. Здесь наливают? - Асечка удивился своему настроению. Хотелось шутить. И говорить. Ни о чем. Просто говорить. Это солнце добралось до подсознания и подсушило липкую грязь в голове.
- Вам сводку погоды индивидуально презентовали? Здесь самообслуживание. - У маленькой женщины было паршивое настроение. Ореол желчности, словно нимб, сиял над заколкой-крабом, пучок выбившихся из плена золотых кудряшек намекал о наличии непокорной шевелюры.
- А от вас, похоже, сахар спрятали, – Асечка приземлился за её стол.
- Как вы угадали? И в мед дегтя подмешали. - Жесткие, умные глаза отбили его посягательство на изучение.
-У вас справка есть? От бешенства? – он не сдавался.
- На вас, уважаемый, так мало мяса, что и кусать желания не возникнет. - Она даже не улыбнулась.
- Вы родились в международный день хамов? - Асечка обиделся за отсутствие улыбки на её лице.
- Я родилась в семье больных кинематографом людей. И на мне с детства проводили эксперименты. Немцы мучили в возрасте четырех месяцев.
- Заметно, но я русский. Знаете секрет молодости? С трудом поверю, что вы прошли войну… - Асечка протянул руки к её стакану. - Что пьем? Птичье молоко? Нектар амброзии?
- Я не пью. Я думаю. И войну не прошла, а снималась в одном из мгновений весны.
-Так это вы там голая на столе лежали? А радистка Кэт мамаша, значит, ваша?
- Нет, моя мамаша осветитель, а папаша оператор.
- Так вы звезда? Извините, если что не так. А позже вы снимались обнаженной? Или только по младенчеству?
- Идиот. – Повзрослевшая дочь радистки Кэт из «Семнадцати мгновений весны», встав из-за стола , отодвинула ногой шагаловский стул.
Асечка от неожиданности суетно подобрался, вскочил и стал оправдываться.
- Простите, ради бога, я пошутил, просто навык растерял, не уходите… Давайте второй дубль отснимем, роли перепишем. Это же Мосфильм.
- Вы тоже пишете? Из наших, значит, из больных.
- Из больных, вы попали в десятку. Но не из ваших.

Климат общения поменялся. Они снова сели за стол. И уставились на пластиковый стакан с недопитым чаем.
- Давайте выпьем, за знакомство, - Асечка первым ринулся на повисшую минутную паузу.
- Я не пью. Но если очень надо… Вы алкоголик?
- Нет, просто болен. И это мое лекарство. А почему у вас плохое настроение? Вас кто-то обидел? Так я быстро организую… подвесим обидчика на резинке от трусов, на гвоздик… в каморке Карабаса-Барабаса.
- Вы плохой человек. Обидчиков не вешают в каморке, да и нет их у меня. Сама. Сама! Я сама себя обидела… Занялась не своим делом. Не могу довести до конца. И у меня украли идею, пока я всем о ней трезвонила по углам. И мастер стал её дописывать… Понимаете, мастер!
- Ничего не понимаю. Идея… её нельзя украсть… можно отщипнуть кусочек .
- Вы предлагаете вернуться на первый курс университета и поспорить с вами, что такое идея?
- Я хочу выпить немного, граммов сто, – Асечка с надеждой посмотрел в сторону бармена.
- Тогда я вынуждена напомнить вам, что такое воля.
Асечка прищурил глаза, и словно детский стишок продекламировал.
-Воля-это способность и умение выбора цели деятельности и внутренних усилий, которые необходимы для её осуществления. –помолчал, запасаясь кислородом и продолжил на выдохе- Свобода-средство для достижения цели и смысла жизни человека.
Асечка победоносно хлопнул ладонью по столу.
Слово «свобода» выбрасило дочь радистки Кэт с шагаловского стула, и она отправилась к барной стойке. Вернулась с двумя до краев наполненными рыжей жидкостью пластиковыми стаканами.
- Вот тебе лекарство. Пускай стоит до моего возвращения. Тренируй волю, а я пошла за текстом про свободу. Жди.
Асечка поднес стакан к носу, втянул с наслаждением запах дешевого коньяка, посмотрел на дверь, за которой скрылась новая знакомая, еще раз нюхнул и поставил стакан. И задал сам себе абсурдистский вопрос: «Это воля свободы или свобода воли?»

Женщина вернулась с черной папкой в руках, положила её в центр стола.
- Ну что? Пьем и читаем? Или читаем и пьем?
Асечка, протягивая руку к папке, обронил:
- Я не умею совмещать.

Внутри папки лежала тонкая стопочка исписанных ленинским почерком листочков. Строчки летели, мелкие буквы сливались.
-У вас ужасный почерк, это можно разобрать? Но я готов. Не боитесь, что отщипну кусочек идеи?
- Читайте, ваш приз в стакане. Щипач.

Асечка взял первый листок из папки:
— Игра в дурака? Это название?
- Да. - Владелица листочка сделала первый глоток из стакана.
- Не нервничайте, я почти Штирлиц, постараюсь разобрать вашу шифровку центру.
- Похож, кстати, на Штирлица. Мой любимый актер… - она сделала еще глоток. - Читайте.
Асечка уткнулся взглядом в текст.
Игра в дурака
В колоде четыре короля, два валета, (пики и крести не в счет). Ах, вы не поняли? Пики - пустые хлопоты, крести - казенный интерес. Дамы… пожалуй, учту всех.
А кто же я?
Разумеется, не бубновая. Имея в запасе этот волшебный красный ромбик… Помечтать? Ну, хорошо. Цель. Правильная цель. С высоты мудрости и коварства пиковой дамы. Налаживание контактов и выкуп обязательств, это треф условия ставит. А червонная курица шепчет: «Женщина, храни очаг». Дурочка. Нет ничего прекрасней и упоительней свободы.
Вы теряли свободу? Вы её меняли на душное дыхание совести? Вы продавали себя в рабство обстоятельствам? Читайте дальше ваши книжки. Там автор сгрыз ногти до крови, пока мучился над главой, где нужны страдания и унижения. Он пришел к горничной и подставил правую щеку…
Мечта о свободе перерастает в бунт.
Но… Революция гасится логикой и ответственностью… ах, позвольте мне все послать к чертям! Я мечтаю оставить предсмертную записку: «Идите к черту! Все! Я вам ничего не должна! Вы уже взрослые, умеете вытирать сопли и быть честными с компаньонами. Засуньте вашу благодарность и любовь в один пакет с подлостью и моим равнодушием, дайте умереть для вас!»

Асечка положил листок в папку, выпил залпом коньяк:
- Мне не нравится эта идея. Зачем вы убили героиню?
- Где вы там увидели смерть? Это текст о свободе! Вы не дочитали!
- Ваша героиня никого не любит… Зачем писать о тех, кто не любит?
- Вы идиот! Вы не умеете читать! Я что для вас писала? Это монолог из сценария, и вы зритель, а не участник этой истории. А зрители так не реагируют. Вот поселю вас в текст - будете знать!
Асечка начал нервно похохатывать:
- Что? Куда? В текст? Меня? Пожалуй. Давайте я буду Джокером. Только это другая игра. Не в дурака. Вы вообще, когда название придумывали, последствия предполагали? Вы кого там дураком сделать хотели?
- Знаете, вы хреновый Штирлиц. Простите, сорвалось.
- Ладно, я готов прочитать дальше, - Асечка вытянул очередной листок из папки.

Цель...
О какой цели может идти речь, если осталось только внутреннее зрение…
Духовный прицел сбит…

У меня был замечательный отец. Мы, коротая вечера, играли в дурака. Это самая примитивная игра в карты. И я всегда выигрывала. Я всегда побеждала. Отец приспускал очки на кончик своего бесконечно-длинного носа и, мнимо сокрушаясь, говорил: «Тебе демоны помогают» До тех пор, пока я в них не поверила.
И они начали контролировать мою жизнь.
Сильный следил за физической оболочкой… иногда отвлекался или принимал идиотские решения. Но я с ним не спорю, даже не упрекаю. Деймон-телохранитель. Однажды он засунул в карман моей дубленки бумажные деньги. Пять сантиметров толщиной. На них можно было купить маленький автомобиль или поездку на Мальдивы. А он выкупил мою жизнь у чужой ненависти. Превратив ровную стопку бумаги в кровавое конфетти.
Умный нагонял сон, не позволяя принимать торопливых решений, или шептал на ухо: «Месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным».
Расчетливый проиграл мою свободу в споре с честным. Я избавилась от обоих. Нарисовала цветными мелками на огромном ватмане и сожгла. Три раза произнеся вслух заклинание «Дураки».

Асечка положил второй листок в папку:
- Я понял только одно - ваша героиня перестала быть честной и расчетливой одновременно. Так бывает? И почему она постоянно обзывается? И вы тоже. Это у вас семейное, пожалуй. Или идейное. Нащипали вы ей идеи, Накрошили… И вообще, мне кажется, что это разные героини у вас. Одна умерла, а вторая, лишившись свободы, и со сбитым прицелом, закончит свои дни в дурке или сопьется, как я. Вот. Вот почему вы не можете дописать! Вы сами не знаете ответа на вопрос «Что делать?»
- А вы знаете?
- К счастью, я не Шопенгауэр, а обычный человек. На этот вопрос нужно ответить жизнью. А не пессимистичным размышлением о свободе и совести. Давайте еще выпьем. Хорошо сидим. И вот. Еще. Чуть не забыл. Ваша героиня слишком одинока. Заведите ей друга. Это ненормально, когда женщина общается только с демонами. Познакомьте её с Люцифером. Несущий свет из тьмы. Ох-ох.
- Не нужно её ни с кем знакомить. Это не предусмотрено по сценарию. – Спор набирал обороты.
- Глупости, она вас что, спрашивать должна? Насколько я понимаю - герои начинают сами принимать решения. Если это не автобиография, или выхваченный под копирку случай из жизни.
- Мне проще заниматься тем, чем я привыкла. Пожалуй, вы правы. Нужно это выкинуть и дальше снимать сериалы… а текст… отрыжка на мою работу. Мечтала – вырасту и сниму фильм, не хуже «Семнадцати мгновений весны»… и что? Фанаты - больные люди.
-А вы знаете жизнь, чтобы о ней рассказывать? Вы любили? Вы теряли тех, кого любите? - Асечка начал нервничать.
- Вы не понимаете, о чем сейчас говорите. Настоящий мастер не обязан проходить все круги ада.
- Да-да, конечно. Данте их описал, а уж потом был заочно приговорен к смертной казни. Вы думаете, просто так? Он что, работал садовником?
- Ну, знаете, я тоже не садовник. Я режиссер. Дипломированный. Устала снимать сериалы. Это тоже круги ада. За деньги. Нужно на что-то жить. Мой папа, к сожалению, не написал гимн России.
- Ну и сын автора гимна с демонами не разговаривает. У него здоровая психика успешного человека.
- Он гад. Я его ненавижу. Его все ненавидят.
- Глупости. Вы ему завидуете. И хватит обзываться. Что за привычка! И расколите волосы, вы смотритесь нечесаной взбалмошной теткой, у которой отобрали пьедестал. - Асечка протянул руку к её голове и, словно фокусник, снял заколку. - Вот, вижу - женщина передо мной красивая и обиженная. Не огорчайтесь и не пытайтесь меряться членами с мужиками, а тем более ненавидеть их за эти члены. Есть же в вашей профессии дамы…
Маленькая женщина заплакала:
- Что вы понимаете? Я посвятила этому жизнь. Это мой первый сценарий… Устала снимать бред, написанный группой товарищей.
- Не плачьте, хотя… слезы вам к лицу. Да, я слышал, что наше телевидение — продукт шизофреников для параноиков. Программа горных козлов. Пардон, жителей Олимпа. Дураками легче управлять. Государственная манипуляция. Только я этого не говорил. Копипаст. Заставят ответить по закону - сошлюсь на источник.



это очень хорошо. редактуры требует, ибо фразы типа "Старуха непропорционально большими руками с искривленными суставами, въевшимися под кожу черными полосками земли поставила банку перед деревянный оклад с иконой Божией матери" надо чистить, но - очень хорошо.
Маниш, роман? дописан?

Маниш

2010-07-29 23:08:15

ФС, это разбег для взлета. редактуры пока не было вообще никакой(кроме запятых) сырец.но очень хотелось услышать мнение. спасибо, что осилил.
пока не дописан, но я же не зря месяц по горам лазила.вот только до исторического музея в Майкопе не добралась(нефиг воды по цервам пити)
добавлю, что очень женское, имхо. и это тоже хорошо. патамушта.

Кларенс

2010-07-29 23:30:46

Респект.
Но редактировать!.. Обязательно, нельзя хороший текст бросать на полдороге.

ALEX

2010-07-30 07:13:47

хорошо.И соглашусь с вышесказанными комментаторами. Оценку пока не ставлю, разумееется

Kvint

2010-07-30 15:19:15

И слог и стиль - весьма! Даже за буковки не захотелось цепляться.
Ненавязчивые "красочные" описания, сцены из жизни узнаваемы и правдоподобны.
такой сентиментальный роман.
Очень! Очень понравилось!

Маниш

2010-07-30 23:32:28

Спасибо, марафонцы.

Марат

2010-08-25 15:31:28

к женской прозе отношусь настороженно, но тут очень понравилось.
Маниш определенна интересна.

Щас на ресурсе: 524 (0 пользователей, 524 гостей) :
и другие...>>

Современная литература, культура и контркультура, проза, поэзия, критика, видео, аудио.
Все права защищены, при перепечатке и цитировании ссылки на graduss.com обязательны.
Мнение авторов материалов может не совпадать с мнением администрации. А может и совпадать.
Тебе 18-то стукнуло, юное создание? Нет? Иди, иди отсюда, читай "Мурзилку"... Да? Извините. Заходите.